Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 5(43), 2023.

…Этот старик — настоящий Штирлиц!
Из интервью начальника Генштаба ВС РФ Михаила Колесникова

«Семнадцать мгновений весны» вышли на экран 11 августа 1973 года. Еще не закончилась первая серия, а страна уже влюбилась в главного героя — полковника Максима Исаева, проникшего в ставку Гитлера под видом штандартенфюрера Штирлица.

Образ разведчика получился выпуклым и объемным. Умный, храбрый, уравновешенный… Исаев умело входил в любой разговор и мастерски управлял его ходом. Он добывал секреты Рейха и избегал ловушек гестапо. Хитроумные комбинации и многослойные интриги сменяли друг друга, как в калейдоскопе. Зрители верили, что Штирлиц — не экранный образ… Автор списал его с живого человека!

Вскоре Юлиан Семенов признал, что у Исаева был реальный прототип — резидент ГРУ Ян Черняк. Его разведсеть «Крона» работала в Германии более 11 лет — вплоть до капитуляции Рейха. Кроме военной и политической информации, агенты Черняка ежегодно отправляли в СССР сотни документов о новейших разработках в авиационной, химической, танковой и ракетной отрасли. Через нейтральные страны курьеры провозили десятки секретных узлов и агрегатов, которые затем тщательно изучались советскими конструкторами. Только в 1944 году от Черняка в Москву поступило свыше 12,5 тысяч листов технической документации и более 60 образцов аппаратуры.

В отличие от «Красной капеллы» Леопольда Треппера и «Красной тройки» Шандора Радо, руководящее звено «Кроны» ни разу не попало в поле зрения гестапо. Информацию поставляли военные специалисты и сотрудники конструкторских бюро, ведущие ученые и деятели искусства, офицеры абвера и СД, партийные функционеры и сотрудники министерств. Агенты Черняка проникли даже в ставку Гитлера… Феноменальный результат! Как удалось его достичь? Секрет прост: Черняк был гением тайных операций. Из тех, что рождаются раз в столетие. Его путь к успеху легко описать, но невозможно повторить.

Старт карьеры

В поле зрения советской разведки Черняк попал в июне 1930 года, когда учился в Берлинском политехническом институте. 21-летний уроженец Буковины к тому времени уже окончил Высшее технологическое училище в Праге, говорил на семи языках, с одного прочтения мог запомнить 10 страниц сложного технического текста. Свою роль сыграли и политические взгляды — весной Черняк вступил в компартию Германии.

Первое задание было сравнительно простым: агенту поручили сбор сведений о румынской армии. Способ внедрения тоже сложностью не отличался. Черняк вернулся на родину и попал под призыв. С помощью умело врученной взятки он получил направление в школу сержантов, а после ее окончания смог устроиться писарем при штабе полка. Это давало доступ к секретным документам, сведения из которых Черняк отправлял через девушку-связника. Она работала в местном коммунистическом подполье и через некоторое время была арестована румынской контрразведкой.

Девушка Черняка не выдала. Скорее всего, ее о нем и не спрашивали. Причиной ареста послужили другие дела. Но связь с Центром оборвалась. Восстанавливать ее не стали, ведь служба в армии подходила к концу.

На следующий год молодой разведчик вернулся в Берлин. Теперь ему поручили добывать сведения о военно-промышленном комплексе Германии. Вскоре от группы Черняка в Центр потекла информация о новейших образцах вооружения и боеприпасов, о темпах их внедрения в производство, о военных поставках из третьих стран…

И тут Черняка настигло очередное ЧП. В начале 1935 года бельгийская контрразведка арестовала одного из активистов компартии. Он не входил в разведгруппу, но знал о партийном прошлом Черняка. Опасаясь провала, кураторы отозвали перспективного агента в Москву, в школу Разведупра.

Это был уже второй арест в окружении Черняка. И снова — за подпольную партийную деятельность. Ситуация, типичная для тех лет. Финансовые возможности советской разведки были ограничены. Приходилось вербовать энтузиастов, готовых работать «за идею» — из местных коммунистов или эмигрантов, мечтающих вернуться на родину. Это был дополнительный риск, поскольку в обе группы контрразведка постоянно внедряла провокаторов. Руководство знало о проблеме и запрещало вербовать «опасный контингент»… Но, поскольку денег от грозных приказов не прибавлялось, состав агентуры оставался прежним.

Чтобы изменить ситуацию, нужно было найти подход к людям с иным мировоззрением и культурой. А значит, перед встречей с потенциальным агентом придется долго и тщательно изучать его прошлое, собирать разнообразную информацию, обобщать и просеивать факты, проверять получившиеся выводы и прогнозировать реакцию на предложение о вербовке. Всему этому Черняк надеялся научиться в Москве.

Обучение резидента

В разведшколе преобладали спецкурсы: микрофотография, радиодело, способы шифровки и дешифровки донесений. Черняк осваивал премудрости организации конспиративных встреч и методы передачи материалов через тайники. Он быстро овладел искусством маскировки, отлично показал себя на занятиях по рукопашному бою, но стрельбу из пистолета так и не освоил. Черняк не любил огнестрельное оружие. Он был уверен, что от пистолета в кармане больше вреда, чем пользы.

На занятиях по вербовке Черняка научили подмечать малейшие нюансы в тембре голоса и артикуляции, анализировать язык жестов и поз, разгадывать по ним психологические установки собеседника и его эмоциональный настрой. Талантливый ученик так ловко поворачивал нить любого разговора, словно знал аргументы противной стороны и свои ответы на них на пять ходов вперед. Трудно было отделаться от мысли, что он владеет гипнозом и телепатией.

Успехи привлекли к Черняку внимание куратора школы — заместителя начальника Разведуправления Генштаба РККА Артура Артузова. Ему нужен был исполнитель для сложного задания. Фирменный стиль Артузова — использование для борьбы с врагом его фальшивых союзников. Так в 1920-е годы с помощью придуманной ОГПУ организации «Трест» было ликвидировано эсеровское подполье Бориса Савинкова.

Аналогичную игру Артузов вел теперь против нацистской партии. На первом этапе ключевой ее фигурой был сотрудник ИНО ОГПУ Александр Добров, выезжавший за рубеж как работник дирекции ВДНХ. В 1931 году он как бы случайно встретился в Карловых Варах со школьным приятелем, жившим в Германии и имевшим обширные связи в НСДАП. Добров рассказал ему, что идеи Гитлера привлекли в СССР внимание нескольких подпольных групп и можно при поддержке Германии создать из них фашистскую партию.

Приятель устроил Доброву встречу с Альфредом Розенбергом, одним из идеологов нацизма и заместителем фюрера по «духовной и политической подготовке кадров партии». Розенберг был уроженцем Таллина и считался в окружении Гитлера признанным «специалистом по России».

Четыре года Добров и его коллеги выезжали за рубеж на встречи с Розенбергом, передавая подготовленную ОГПУ информацию об СССР и отчитываясь о росте нацистского подполья. Параллельно они знакомились с функционерами НСДАП, их семьями и окружением, добывали сведения о политических взглядах партийных бонз и идейных разногласиях в этой среде. Наконец информация была собрана и проанализирована.

Пришло время включать в игру талантливого вербовщика. Именно для этой роли Артузов и готовил Черняка. Перед отъездом за границу их принял глава армейской разведки Ян Берзин. Чтобы снизить риск разоблачения, центром резидентуры избрали Берн. В Германии Черняку предстояло появляться наездами, меняя внешность, места пребывания и документы. Для связи с Центром он взял псевдоним «Джен» — три первых и последнюю букву от имени и фамилии любимого писателя, Джека Лондона.

«Джен», не знающий провалов

Агентов в новую группу вербовали и до Черняка, но с его прибытием работа резко активизировалась. К сотрудничеству были привлечены влиятельные лица, имеющие обширные связи в верхах. Все имена мы вряд ли когда-нибудь узнаем, но известно, что среди них были Арвед Харнак, ставший позднее имперским советником в Министерстве экономики, и драматург Берлинского государственного театра Адам Кукхоф. Последний помог Черняку установить контакты с ведущими актрисами Рейха — Ольгой Чеховой и Марикой Рёкк.

Одно время Кукхоф активно поддерживал националистов, однако позже разочаровался в них и отошел от политики, сохранив обширные связи в правительственных кругах. Он лично знал многих министерских чиновников и партийных вождей, генералов и адмиралов, конструкторов и изобретателей, промышленников и банкиров. Теперь все эти ценные связи оказались в распоряжении Черняка.

Каких агентов ему удалось завербовать? Сколько человек поставляло информацию «втемную» — не подозревая, что работают на советскую разведку? Мы это никогда не узнаем. Известно, что только в 1935 году и только по политической линии группа Черняка приобрела 13 ценных источников. А ведь это было не единственное направление ее работы. Много информации поступало из конструкторских бюро: о новейших танках и самолетах, о разработках химического оружия, ракетной техники и радиоэлектроники. Агенты в военных кругах добывали сведения о планах операций…

После аншлюса Австрии и ликвидации Чехословакии швейцарский нейтралитет ощутимо сместился в пользу Германии. Контрразведка начала выслеживать и ликвидировать «шпионские гнезда» третьих стран, раздражающие могущественного соседа. К концу 1938 года Черняк перевел центр резидентуры в Париж, а когда немецкие войска вторглись во Францию, перебрался в Лондон.

Состав разведсети Черняка, получившей в Центре название «Крона», к 1940 году стабилизировался, связь с группами работала без сбоев. Теперь можно было управлять их действиями удаленно… Тем более, что Москва уже поставила перед Черняком новую задачу: начать поиск информации о военных разработках других стран, прежде всего Англии и США. Действовать предстояло очень аккуратно, поскольку они уже тогда рассматривались как потенциальные союзники в будущей войне против Германии.

Вскоре, наряду с информацией о танках «Тигр» и «Пантера», самолетах «Дорнье-217», «Фокке-Вульф-200», «Мессершмидт-210», «Юнкерс-288» и «Хенкель-HS-129», от Черняка стали поступать данные о новых разработках союзников и противников Рейха: итальянском истребителе Re.2001, японской авиационной торпеде 91, американском гранатомете «Базука» и т. д.

В погоне за атомными секретами

В начале 1942 года Черняку поручили завербовать доктора Аллана Мэя, видного британского физика, участника проекта по созданию атомного оружия «Трубный сплав». Перед войной Мэй посещал СССР, активно общался с коллегами-физиками, а с Петром Капицей даже подружился. Они обменивались письмами… Однако с началом II Мировой войны контакты оборвались.

Теперь военная разведка попросила Капицу возобновить эту связь. Ученый составил вежливое письмо, которое вручили Черняку как предлог для встречи с англичанином. В политике Мэй придерживался левых взглядов, но идеологически был ближе к тред-юнионистам, чем к большевикам. Он не имел финансовых проблем, был смелым, решительным человеком с твердым и независимым характером. Такого нельзя подкупить, запугать или принудить к сотрудничеству. Можно только убедить в своей правоте…

Черняк хорошо подготовился к нелегкому разговору. Вначале он напомнил Мэю про договоренность о сотрудничестве между Англией и СССР в научно-технической сфере. Затем посетовал на то, что британские политики часто запрещают ученым-ядерщикам делиться информацией с русскими коллегами. А между тем в Германии эти исследования ведутся ускоренными темпами. Если Гитлер первым создаст атомную бомбу, события могут принять непредсказуемый характер. России будет нелегко, но она еще может выжить за счет огромной территории и рассредоточенного по ее просторам населения… А Британию ждет неминуемая катастрофа! Но, если ядерное оружие первыми создадут Англия и СССР — неважно, вместе или независимо друг от друга, — Рейх будет поставлен на колени. И если Черчилль не желает делиться ядерными секретами со Сталиным, то прогрессивные британские ученые могут помочь русским коллегам… Так сказать, в частном порядке. Подобные действия — не предательство интересов Англии, а честное выполнение союзнического долга и вклад в общую победу над Гитлером.

Доктор Мэй не смог устоять против логики Черняка. В скором времени физик, получивший в донесениях псевдоним «Алек», начал передавать «Джену» информацию по «Трубному сплаву». В Москву отправились копии отчетов об экспериментах по атомной тематике в Кембридже, описание процесса получения плутония, чертежи «уранового котла» с подробными разъяснениями принципов его работы и множество других данных.

После вербовки Мэя в ГРУ о Черняке стали ходить легенды, мифы… и даже анекдоты! В 1990-е годы в прессу просочился один из них:

«Посольство СССР в Лондоне. В кабинет военного атташе вбегает запыхавшийся заместитель.

— Товарищ генерал, беда! Срочная шифровка из Центра! Требуют завербовать короля! Срок исполнения — неделя!

— Георга VI английского? — уточняет атташе.

— Его! — горестно вздыхает заместитель.

— Ну, что ж… Поручите эту операцию Джену. Он сделает… И подготовьте первое задание для агента „Короля“».

В конце года Мэй сообщил Черняку о скором отъезде в Монреаль для продолжения исследований в рамках англо-американской программы. «Джен» передал агента на связь канадскому коллеге «Нику» — старшему лейтенанту ГРУ Павлу Ангелову. За три следующих года «Алек» добыл для СССР множество ценной информации: отчеты о новом урановом заводе в Чок-Ривере, описание установок для разделения изотопов урана, доклады о ходе работ по доводке первой атомной бомбы в США и т. д.

В июне 1945 года Мэй принес Ангелову образцы разделенных изотопов: миллиграмм окиси урана-238 в запаянной стеклянной трубке и десятую часть миллиграмма окиси урана-235, нанесенную тончайшим слоем на платиновую фольгу. Сотрудничество продолжались до августа 1945 года, когда у Мэя закончился контракт и он вернулся в Англию.

Предательство Игоря Гузенко

Осенью резидентуре ГРУ пришлось сворачивать работу в Северной Америке. 5 сентября из посольства в Оттаве сбежал шифровальщик Игорь Гузенко. Предатель захватил с собой копии секретных документов, которые накапливал несколько месяцев, пользуясь безграничным доверием военного атташе, полковника Николая Заботина.

В шифровках, которые Гузенко выкрал из посольства, не было имен и фамилий — только псевдонимы. Но контрразведке не составило труда вычислить наиболее активных агентов. За всеми, кто попал под подозрение, была установлена слежка. Начались аресты. Когда английская МИ-5 взяла под стражу Аллана Мэя, Москва приказала срочно «вывести из игры» всех, кого можно было идентифицировать по материалам, украденным Гузенко.

Десятки агентов-нелегалов срывались с места и тайными маршрутами выбирались в СССР. В их числе был и Ян Черняк. Он смог взойти на борт советского корабля, зашедшего в иностранный порт «с визитом дружбы». Но повезло не всем. 26 человек были арестованы по подозрению в шпионаже. И, хотя большую часть из них позже освободили за недостатком улик, в качестве источников информации они были потеряны для ГРУ навсегда.

В Москве разведчиков ждал жесткий «разбор полетов». Допросы, выговоры, понижения в звании и должности. Комиссия под руководством секретаря ЦК ВКП(б) Георгия Маленкова пришла к выводу, что в канадской резидентуре ГРУ грубо нарушались правила хранения секретных документов. Кроме того, Заботин разрешил Гузенко поселиться с семьей за пределами посольства, а по инструкции шифровальщик не имел права покидать его территорию.

В результате Заботина отдали под суд, а Черняка, который попытался заступиться за коллегу, уволили из ГРУ. Отставной разведчик устроился в Москве, женился, начал работать переводчиком в ТАСС. Вскоре бывшие коллеги привлекли его к преподавательской работе. В 1980 году на занятиях по агентурной разведке для офицеров спецназа ГРУ один из слушателей спросил, мог ли советский разведчик дослужиться в СС до штандартенфюрера и добывать секреты в ближайшем окружении Гитлера. Черняк улыбнулся: «Офицеров СС, тем более такого ранга, было не так уж много, и специально утвержденная служба проверяла их с особой тщательностью. Проверке подлежало их расовое происхождение, генеалогическое древо начиная с 1760 года, в том числе происхождение всех его родственников, даже дальних… И все это было прекрасно известно руководству нашей внешней разведки. Оно никогда не пошло бы на такую авантюру. А главное, в этом не было необходимости. Советская агентура была внедрена и в такие сферы Германии, но состояла из вполне чистокровных немцев».

О том, кто именно поставлял Черняку информацию из ставки фюрера, спецслужбы НАТО гадают до сих пор. Называется множество имен — от мелких клерков до публичных фигур. Самую экзотическую версию высказал в мемуарах Рейнхард Гелен, долгие годы возглавлявший разведку ФРГ: «…Я хочу нарушить свое длительное молчание и сообщить о тщательно скрывавшемся Советами секрете… Речь идёт о роковой роли, которую сыграл ближайший соратник и доверенное лицо Гитлера Мартин Борман… Он был важнейшим источником информации и консультантом Советов, начав работать на Москву ещё до русской кампании».

Звезда нашла героя

Даже если «кротом» был не Борман, а кто-то из его секретарей, заслуг Черняка это не умаляет. Однако его успехи в вербовке агентуры долгое время оставались не оцененными. К концу II Мировой войны единственной наградой «Джена» была медаль «За победу над Германией». Осенью 1945 года руководство ГРУ представило Черняка к званию «Героя Советского Союза» за успехи в раскрытии ядерных секретов США, но после предательства Гузенко бумага легла под сукно. Извлекли ее на свет лишь в 1994 году. 14 декабря Борис Ельцин подписал Указ о присвоении Черняку звание Героя России. Отставной разведчик был уже тяжело болен и не мог приехать в Кремль. 9 февраля 1995 года Золотую Звезду привезли в больничную палату. Черняк находился в коме, и начальник Генерального штаба ВС РФ Михаил Колесников вручил награду его жене.

Когда генералы уехали, Черняк ненадолго пришел в себя, посмотрел на Золотую Звезду Героя, к которой его представили 50 лет назад, и улыбнулся: «Хорошо хоть не посмертно». 19 февраля его не стало.