(Продолжение.)

Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 11(37), 2022.

Крошечные эльфы

Начать рассказ об эльфах в литературе следует с английского драматурга Джона Лили (Lyly). Личность довольно значимая: предшественник Шекспира, он первый ввёл в драму прозаический диалог взамен стихотворного и рифмованного. Джон Лили прославился своим романом «Эвфуэс», пользовавшимся в свое время большой популярностью, но для эльфов более значимо другое его произведение: роман «Эндимион», написанный в 1591 году. Им Джон Лили открыл перед миниатюрными эльфами дверь в авторскую литературу. Это были портуны — эльфы-сновидения.

Оценив силу печатного слова, в литературу пожаловал и сам Оберон. Это случилось в комедии Шекспира «Сон в летнюю ночь», которая увидела свет в 1596 году (год указан согласно БСЭ; также существуют другие версии, но все они сходятся в диапазоне 1594—1598 годов).

Шекспировские эльфы — маленькие грациозные духи, похожие на прекрасных детей с острыми ушками. Сброшенная змеиная шкура сойдет им за покрывало для ложа, крыло летучей мыши — за плащ, а на шмеля приходится выходить с оружием в руках.

Тем не менее всех персонажей в пьесе играют живые люди, и они соответствующего роста. Зрителям проходилось напрячь воображение (у кого оно есть, конечно), чтобы разглядеть за игрой актеров задуманную автором феерию. Впрочем, для англичанина XVI—XVII века сказочные эльфы — все еще знакомый с детства образ.

Потеряв в размерах, король Оберон подрастратил и былое могущество. Впрочем, и его подданным далеко до тех же спригганов. Шекспировские эльфы обладают кое-каким волшебством и способны навевать сны, что сближает их с портунами, но не более того.

Однако, потеряв в могуществе, король эльфов выиграл в другом. У него появилась своя королева — Титания.

Королева Титания была молода (по эльфийским меркам, разумеется) и не могла похвастаться конкретным легендарным прототипом. В устной английской сказочной традиции с XV века властвовала королева эльфов Маб, но в пьесу она не вписалась. С «владычицей грез и сновидений» такой трюк, который Оберон провернул с Титанией, вряд ли бы прошел. Не так-то просто навести любовные грезы на ту, что ими повелевает, а время пьесы ограничено. Поэтому, взяв за основу некий похожий образ у любимого им Овидия, Шекспир создал нового персонажа, которому предстоял долгий путь рука об руку с королем эльфов.

Наметившаяся в XVI веке миниатюризация продолжилась в XVII—XVIII веках. Наиболее значимая здесь веха: «Нимфидия» Майкла Дрейтона, законченная в 1627 году.

Именно фантазия Дрейтона породила современных нам фэйри, поэтому остановимся ненадолго на его произведении. Эльфы-фэйри в «Нимфидии» едва ли не самые маленькие в литературе. Вот как описывается подготовка героя произведения Пигвиггина к поединку:

Раковинка улитки — его щит,
…
Копье наперевес, твердое и крепкое,
Почти что два дюйма в длину;
Древко копья — жало слепня.

Минимизацией своих героев Дрейтон не ограничился. Он подарил эльфам крылышки за спиной и растущие изо лба усики наподобие тех, что есть у бабочек.

Возглавил будущих фэйри король Оберон, однако здесь его королевой уже представлена Маб. Впрочем, союз двух сильных чародеев оказался недолгим и непрочным и распался после завершения «Нимфидии». В знаменитом «Фаусте» Гёте (сцена «Сон в вальпургиеву ночь») Оберон с Титанией празднуют свою золотую свадьбу. Там же озвучен секрет «семейного счастья» Оберона с Титанией — расставаться, чтобы встречаться вновь. Наверное, когда у обоих характер не сахар — это тоже вариант сохранить брак.

Вероятно, в одном из таких расставаний Оберон сошелся с Маб, и тут вся эльфийская компания попала на карандаш к Дрейтону. Тот их всех вместе и минимизировал. Насколько именно, можно подсчитать.

Турнирное копье было длиной порядка 370 см, то есть ориентировочно его можно принять в два роста рыцаря. Аналогичные пропорции действуют и для человекоподобного фэйри-рыцаря, который ростом всего 1 дюйм, или 2,5 см. Потом этот стандарт надолго останется в сказках — достаточно вспомнить хотя бы «Дюймовочку» Андерсена.

Название эльфов эллилонов, как уже упоминалось ранее, происходит от английской меры длины ell, равной примерно 113 см. Таким образом, Дрейтон уменьшил эльфов по сравнению с народным творчеством в 45 раз!

Дальше уменьшаться королю эльфов было просто несолидно, и у Виланда в «Обероне» (1780 год) король эльфов вновь пошел в рост, благо в поэме он предстает в виде духа, способного менять облик. В начале повествования Оберон имеет традиционный образ милого ребенка, а в XII главе уже предстает перед героями как юноша «во цвете лучших дней». При этом не только облик, но и рост уже были близки к человеческим. Это показано в 12-й главе, где дева-эльф без видимых усилий держала на руках человеческого ребенка, эльфийки бросали розы под ноги идущим героям.

В творении Виланда рядом с Обероном вновь выступает королева Титания, в венке из роз и плаще из лунного света. В 1787 году королевская чета совершила путешествие в Россию вместе с первым переводом «Оберона» на русский язык, а оттуда отправилась прямиком к звездам. В том же году английский астроном Вильям Гершель открыл два спутника Урана и назвал один из них Обероном, а второй — Титанией.

Разделение эльфийского народа

Само слово «фэйри» («Faerie») было, по-видимому, заимствовано из французского языка и поначалу служило обозначением собственно волшебной страны, а затем перешло на ее обитателей и обозначало любых волшебниц из волшебной страны. Толкиен в своей статье «О волшебной сказке» относит его первое упоминание к 1450 году. Более старым, архаичным наименованием было слово фея («fay»).

Нововведение быстро прижилось и распространилось в народном творчестве, о чем свидетельствуют его искаженные варианты в народных сказках: фейн в Шотландии, фрейри в Норфолке, фэйрисы в Саффолке, фэри в Нортумберленде и т. п. Слово «фея» хоть и обрело статус устаревшего, также продолжало существовать, особенно когда следовало подчеркнуть древность повествования.

Со временем эльфы и феи (фэйри) стали практически синонимами. Они были «взаимозаменяемы» в сказках, выступали вместе в литературных произведениях:

На отмелях, одетых мглой,
резвится фей и эльфов рой.
(Джон Мильтон «Комос»)

Но эта грань быстро стиралась. Известно, что полные синонимы долго не живут вместе — одно вытесняет другое. «Еще французские энциклопедисты указывали, что наличие таких дублетов было бы для языка балластом, от которого он стремился бы избавиться» (Д. Э. Розенталь «Практическая стилистика»).

Дрейтон, можно сказать, спас крошек-эльфов, дав им новый облик и новое название и заложив основу для будущего разделения.

Когда нестабильная авторская фантазия обратилась к более глубокому прошлому и эльфы вновь пошли в рост, миниатюрные эльфики не растворились в новом образе. Они остались самостоятельными сказочными персонажами, наравне с «высокими» эльфами фигурируя в народных и авторских произведениях. Самой известной из таких персонажей новой волны можно считать фею Динь (или Тинк) из сказки Джеймса М. Барри «Питер Пэн».

Собственно, начало разделения эльфов и фей было положено еще до Дрейтона. Его инициатором можно смело назвать Эдмунда Спенсера, автора поэмы «Королева фей» (написана в период 1590—1596 годов). Изначально автором планировалось создать двенадцать частей поэмы, каждая из которых символизировала одну из добродетелей, но Спенсер успел написать только шесть. Тем не менее даже написанные части оказались столь монументальным произведением, что стали значимой вехой не только в истории эльфов, но и в литературе.

Спенсеровские эльфы не сильно отличались от рыцарей короля Артура, да и граничила его волшебная страна с артуровской Британией. Любопытно, что сам Спенсер не любил наименование «эльфы», предпочитая им «фэйри» — «волшебники из волшебной страны», но будущее рассудило иначе. Еще около трех веков эльфы и феи шли бок о бок, примеряясь к новым образам, и, пожалуй, только жесткая позиция Дж. Р. Р. Толкиена позволила разделить этот грозящий затянуться на века процесс.

В своей статье «О волшебной сказке» Дж. Р. Р. Толкиен (а случилось это в 1947 году) четко указал малышне ее место. Заодно досталось и самому Дрейтону: «„Нимфидия“ Дрейтона — одно из произведений, давшее начало бесконечному ряду цветочных фей и порхающих эльфов с усиками, тех, которых я так не любил в детстве и к которым в свою очередь мои дети питают отвращение… Если рассматривать „Нимфидию“ как волшебную сказку или сказку о феях и фэйри, то это наихудшая из всех возможных сказок».

Справедливости ради надо отметить, что Толкиен был не единственным, высказывавшим подобную точку зрения, и даже не первым. В романе «Пак с волшебных холмов» (1906 год) Р. Киплинга главный герой тоже не желает, чтобы его смешивали со сказочными «жужелицами со стрекозиными крылышками, в прозрачных юбочках, с их сияющими звездочками в волосах и волшебным жезлом, похожим на указку».

Авторитет Толкиена, разумеется, непререкаем, но раздавить юрких фэйри даже ему не удалось. Все, что смог сделать Толкиен, это провести четкую грань между высокими и маленькими эльфами. Высокие получили право именоваться эльфами, а маленьким досталось то, что осталось, — титул фей, или фэйри. Несмотря на то, что для эльфов слова «фея» и «фэйри» стали практически синонимами, сами слова не превратились в дублеты. Благодарить за это следует сказочников XIX века, сохранивших не только сами сказки, но и первоначальное значение слова «фея» — «волшебница».

Сказочные эльфы

В XIX веке отдельные всплески интереса к прошлому приняли масштабный характер. Вероятно, наступление цивилизации к этому времени обрело такой размах, что возник реальный риск утраты устного сказочного наследия. Об этом хорошо сказал Кейт в «Прикладной мифологии» (Джоди Лин Найт): «Я подозреваю, что веру в добрых духов убивает техника. Ведь именно она делает возможным то, что казалось немыслимым без помощи потусторонних сил».

Однако попытки сбора, изучения и систематизации народных сказаний проводились и ранее; к примеру, английским антикваром Джоном Обри или французским поэтом и критиком Шарлем Перро. Обри занимался сбором информации, записывая предания. Перро ввел сказку в систему литературных жанров.

О летучих свойствах народной сказки уже говорилось выше. В устной народной традиции сказка существовала скорее как базовый сюжет. Р. М. Волков в 1924 году озвучил 15 базовых сюжетов волшебной сказки. Полемизирующий с ним Пропп в своей работе «Морфология волшебной сказки» возражает: «Сюжеты (в особенности сюжеты волшебных сказок) состоят в теснейшем родстве между собой… Сюжет не единица, а комплекс; он не постоянен, а изменчив».

Не вдаваясь глубоко в конфликт ученых мужей, отметим главное: народная сказка в основе своей была неким конструктором, из которого умелый рассказчик собирал свое произведение и раскрашивал результат по своему вкусу.

К примеру, в основе сказки о «Золушке» лежит невероятно старый сюжет, который насчитывает до 1500 версий. Самая старая версия, о которой мне удалось найти упоминание, относится аж к Древнему Египту еще до нашей эры. Самая дальняя от Европы — китайская, о девушке по имени Е-Чен, которой помогает волшебная рыба. В версии сказки, записанной братьями Гримм, ее функцию выполняет белая голубка.

Мы задержимся на версии Шарля Перро. Помимо его заслуг непосредственно перед сказкой, Перро внес свой вклад и в развитие образа эльфа. Именно он подарил Золушке крестную-фею.

Фея-крестная — это новый шаг в развитии образа эльфа и одновременно продолжение раскола между эльфами и феями. Традиционные эльфы относились к христианской церкви, мягко говоря, без особой любви, да и церковь, как теперь принято говорить, точек сближения не искала. Тем не менее сказочным героям просто неприлично было не иметь какого-нибудь сверхъестественного покровителя. Фея как уже более сказочное, чем мифическое, существо отлично подошла на эту роль.

Такие феи не выступали в роли крестной матери в чисто христианской традиции. Они прибывали в качестве почетных гостей на крестины, одаряли ребенка подарками и принимали его под свое покровительство. Примирив таким образом фантазию и традицию, Перро создал довольно жизнеспособный образ, прочно занявший место в сказочной литературе.

Строго говоря, фея-крестная Перро еще относилась к классическому, не объединенному с эльфами понятию феи как волшебницы, но первый шаг был сделан. Дальнейшее слияние образа феи с миниатюрными летающими эльфами и смещение фей от формального статуса крестной к более реальному статусу магического помощника позволили эльфам-фэйри примерить на себя этот образ.

Наиболее значимую лепту в сохранение европейских сказок внесли братья Гримм. «Братья Г. настаивали на точной записи текстов сказок, стремясь сохранить своеобразие народной фантазии и языка устного повествования. В примечаниях к сказкам исследователи приводили многочисленные параллели из фольклора европейских народов» (БСЭ; статья «Гримм»). Однако это следует читать так: те версии, которые записаны братьями Гримм, наименее обработаны ими самими, но, понятное дело, в устном народном творчестве сказки не были единым заученным наизусть текстом. Сказители пересказывали их по-своему, меняя детали повествования, и братья в точности записали итог этих пересказов.

Если кто заинтересуется, из вышеупомянутых примечаний рекомендую отдельный труд И. Больте и Г. Поливки «Примечания к сказкам братьев Гримм».

Первый сборник сказок, собранных братьями Гримм, вышел в 1812 году и содержал 86 сказок, а к шестому переизданию их было уже две сотни.

В 1835—1837 годах в Дании вышли целых три сборника сказок Ханса Кристиана Андерсена под общим названием «Сказки, рассказанные детям». Это действительно сказки для детей. Они подверглись литературной обработке и редактированию самых жестоких моментов. Жестоких, разумеется, с позиций XIX века.

Когда речь заходит об Андерсене и эльфах, первой в голову приходит «Дюймовочка». Эльфы Андерсена того же роста, что и Дюймовочка, то есть один дюйм в высоту, как и завещал великий Дрейтон, а также «прозрачны», словно сделаны из хрусталя, и имеют за спиной блестящие стрекозиные крылышки. Однако Андерсен не только подхватил идеи Дрейтона, но и продолжил традицию минимизации эльфийского народа, создав самого маленького эльфа.

Этот персонаж появился в сказке «Эльф розового куста», и был он столь мал, что человеческим глазом его и не разглядеть было. Целый день мог посвятить эльф вопросу: «…сколько шагов ему надо сделать, чтобы обежать все дорожки и тропинки на одном липовом листе? За дорожки и тропинки он принимал жилки листа, которые были для него бесконечными дорогами». К вечеру он не успевал обойти и половины, хотя тут же автор оговаривается, что вставал эльф не слишком рано. Внешне самый маленький эльф выглядел как нежный и милый человеческий ребенок с большими крыльями за плечами. Большими, разумеется, только для самого эльфа.

Сказка «Эльф розового куста» интересна и другим аспектом. В ней автор провел четкую грань между эльфом и духами цветов. Эльф хотя и жил в розе, но ее духом не являлся. При необходимости он был готов переночевать и в цветке каприфолии, а когда его роза отцвела, без колебаний переехал в другой розовый куст.

По размерам духи цветов, видимо, превосходили эльфа, но обладали способностью быть невидимыми. В тексте, увы, нет подробного описания духов цветов, однако, будь они аналогичного с эльфом размера, им бы не понадобилось становиться невидимками в финальной сцене рассказа. Как и эльф, духи цветов могли нашептывать людям сны.

В противопоставлении эльфа и духов можно усмотреть определенную аналогию с греческой мифологией, где дух леса дриада может свободно перемещаться по всему лесу, а дух дерева гамадриада живет в своем родном дереве и умирает вместе с ним. Так и эльф живет в родстве с природой, но не привязан к ней.

Андерсен был последним в ряду «уменьшителей» эльфов. Эльфы-крошки все еще фигурируют в литературе, есть даже и те, кто меньше Дюймовочки. Например, в сказке финского писателя Сакариаса Топелиуса «Кнут-музыкант» эльфы опять же столь малы, что Кнут поначалу принимает их за ягоды земляники. Сходство дополняет то, что все эльфы в сказке одеты в красное. Однако у Топелиуса это уже просто красивый художественный образ. Тенденция уменьшать эльфов сходит на нет.

К началу ХХ века накопленного материала оказалось столько, что стала возможна его систематизация. Финский фольклорист Антти Аматус Аарне разработал и обосновал технические приёмы сравнительного метода, а также дал образцы его применения к сказкам. Официально Аарне считается основателем «финской школы», однако «работы этой школы представляют собой в настоящее время вершину сказочного изучения» (Пропп Владимир Яковлевич «Морфология волшебной сказки»).

Настоящее время — это 1928 год, и тем не менее уже тогда Пропп наряду с похвалой подвергает систему Аарне критике (очень мягкой, надо заметить), одновременно предложив вместо нее свою систему функций. Если Аарне ставил во главу угла сам схематически изложенный сюжет сказки, то Пропп исходил из функций, возложенных на персонажей.

Их, в отличие от сюжетов, вовсе не так много. Возвращаясь к эльфам, стоит сказать, что самой распространенной сказочной функцией для них стал «волшебный помощник». Подчас эта функция дополнялась функцией «волшебного правосудия», когда эльфы одаривали положительных персонажей и наказывали отрицательных, но, как правило, сказка учила человека самого преодолевать трудности, и тогда «награда фей» была лишь призом за героическую победу над собой.

В 30-е годы французский фольклорист Пьер Сентив указал на общность сказочных элементов и ритуалов, бытующих и поныне у первобытных племен. Эту гипотезу уже в 40-х годах обосновал и развил уже упомянутый В. Я. Пропп в своей работе «Исторические корни волшебной сказки», где он поднял вопрос о единстве происхождения волшебной сказки. Не в том плане, что все сказки придуманы в одном месте, но в том, что каждая сказка проходит по мере создания один путь. И путь этот начинается не в зыбкой области фантазий, а в реальном мире. Реальность — легенда — сказка.

Эльфийский народ прошел этот путь. Вначале одушевление сил природы породило духов этой природы. Для людей того времени они были так же реальны, как для нас телевизор или автомобиль. Постепенно истории, как и положено, приукрашивались, обрастали вымыслом и всё больше отдалялись от повседневной жизни. В результате мир эльфов предстал совсем иным, таким непохожим на тот мир, что окружал человека, и таким похожим на тот мир, каким он хотел себя окружить. Продолжая тянуться к волшебству, к чуду, человек не отпускал сказочных персонажей далеко от себя, вновь и вновь пересекаясь с ними если не на реальных дорогах, то на сказочных тропах.

С ростом технологий и сменой культурных ценностей представление о чуде менялось, и не раз, но тяга к нему по-прежнему неизменна, а, стало быть, история эльфов на этом не заканчивается.

Часть 3. Высокие эльфы

В 1937 году в Лондоне вышла книга Джона Р. Р. Толкиена «Хоббит, или туда и обратно». Последовавший вслед за ней в 1954 году «Властелин колец» и его ошеломительный успех задали новый стандарт эльфийского народа.

Новый стандарт был по существу возвратом к идеям Герберта Спенсера. Толкиен решительно отказался от всех достижений миниатюризации, а ее саму заклеймил как ошибочный, ложный шаг на пути развития образа эльфа. Эта его позиция четко прослеживается в статье «О волшебной сказке», где Толкиен основательно прошелся как по эльфам-крошкам вообще, так и по Дрейтону персонально.

Подобные настроения звучали в литературе и раньше, но, чтобы перечеркнуть несколько веков эволюции, одной критики мало. Поэтому «дотолкиеновская» критика эльфов-крошек, разрозненная и эпизодическая, практически не оставила следа в истории образа. Так, к примеру, у Киплинга в его книге «Пак с Волшебных холмов» эльф Пак откровенно возмущался сказочными персонажами, которых придумали себе люди, но это его недовольство работало только на создание образа самого Пака. Ворчание Пака раскрывало перед читателем его характер, никак не затрагивая общего отношения к крошечным эльфам. Совсем другое дело — Толкиен. Он не только критиковал эльфов, но и создавал их.

Эльфы Толкиена выглядели как высокие и прекрасные люди с остроконечными ушами. Они отличные стрелки и следопыты, искусны в магии, добры и благородны. В «Хоббите» они, подобно спенсеровским эльфам-рыцарям, не боялись схватиться с врагом в рукопашную, выйдя на битву с копьем или с мечом в руке. Позднее, с ростом популярности эльфийского лучника Леголаса и при большем уклоне в магию, среди эльфов резко возросло число сторонников дальнего боя.

Происхождение своих эльфов Толкиен описал очень поэтично. Великий единый бог Илуватар создал айнуров — Священных — «что были плодом его дум». Не успокоившись на достигнутом, великий мыслитель задал как-то айнурам музыкальную тему и сказал: «Я желаю, чтобы из этой темы, что я задал вам, вы все вместе создали великую музыку». Айнуры немедленно приступили к творчеству, но из-за происков айнура по имени Мелькор, пытавшегося вплести в музыку свои идеи, не преуспели. Тогда Илуватар сам создал музыку по задуманной им теме и из этой музыки сотворил Эльфов («перворожденных») и Людей («пришедших следом»).

Это, кстати, очень важный момент в развитии образа эльфа. В классических мифах эльфы и люди, как правило, противопоставлены даже не как два разных народа, а как два разных мира — волшебного и обычного. Эльфы иногда похищали человеческих детей, выращивая их как своих, случались и смешанные браки, однако в целом миф не признавал «полукровок». Ребенок мог принадлежать только одному миру. Либо он становился полноценным эльфом, либо возвращался в мир людей.

В Ирландии и Шотландии, впрочем, бытовало и более мрачное поверье: эльфы были обязаны платить дань Преисподней и всучивали безграмотным демонам людей вместо своих сородичей.

Дж. Р. Р. Толкиен, соединив людей и эльфов в одном акте творения, решительно затер эту грань. Появление полуэльфов, разумеется, не заставило себя ждать. Так, в «Саге о копье» один из главных героев — полуэльф Танис. Авторы щедро вываливают ему все положенные полукровке неприятности. Полуэльфы встречаются и в некоторых других произведениях.

Впрочем, и у Толкиена пути людей и эльфов разошлись, и даже сами эльфы не остались единым народом. Лесные эльфы жили в густых лесах, были не столь мудры, как высшие эльфы, и вообще отличались недоверчивостью и коварством. Впрочем, как тут же уточнил Толкиен в «Хоббите», это не мешало им оставаться Добрым Народом. Солнечные, морские и подземные эльфы годами жили и воспитывались в Волшебной стране, становясь все прекраснее, мудрее и ученее. Очевидно, для магических существ постижение тайн магии прямо влияло на красоту. Формально толкиеновские эльфы бессмертны, но понятие возраста для них все-таки существует.

Кстати, непримиримые противники эльфов — орки, — согласно Толкиену, тоже родственники. Вот как сказано это в «Сильмариллионе»: «…всех тех Квенди, кто попал в лапы Мелькора до разрушения Утумис, заключили в темницы и медленными и жестокими действиями развратили и обратили в рабов. И из них Мелькор вывел отвратительную расу Орков…» Впрочем, на свободе эльфийская кровь дала себя знать, и современные литературные орки нередко оказываются вполне симпатичными персонажами.

Не ограничившись актом творения, Толкиен придумал для своих эльфов особый язык, письменность, культуру, историю, создав в итоге объемный, целостный образ, прочно занявший позиции в литературе.

Здесь же следует особо сказать об острых эльфийских ушках. Ни в «Хоббите», ни во «Властелине колец», ни даже в «Сильмариллионе» Толкиен не акцентируется на ушах эльфов. Остроухость прямо означена в работе «Утраченный путь и другие истории»: «уши Квенди были больше заострены и похожи на древесный лист». Это произведение, как и ряд других, увидело свет уже после смерти писателя. Его сын Кристофер по черновикам отца воссоздал историю Средиземья и выпустил ее отдельной серией книг. Причины, по которым остроухость эльфов была отмечена в черновиках, но не отразилась в окончательной версии «Хоббита» и «Властелина колец», так и остались тайной.

Этот нюанс иногда порождал споры об истинной форме ушей у эльфов и, соответственно, о той роли, которую сыграл в этом вопросе Кристофер Толкиен, но в настоящее время остроухость считается одной из обязательных черт высоких эльфов.

После грандиозного успеха «Властелина колец» позиция Толкиена возобладала как общепринятая. В произведениях фэнтези второй половины XX века эльфы, как правило, соответствуют установленному им облику. Это красивые человекообразные существа с острыми ушами примерно одного роста с человеком. Подросли даже классические сказочные эльфы. Так, ирландские лепреконы в романе Джоди Линн Най «Прикладная мифология» уже ростом с двенадцатилетнего подростка, а ушки у них длиной 5 дюймов (более 12 сантиметров). На таком ушке вполне уместился бы классический лепрекон.

Этот рост мог бы остановить только равный Толкиену авторитет, который бы выступил с поддержкой эльфов-крошек, но еще одного титана подобного уровня ХХ век не выставил, а потому борьбы старого и нового практически не было. Тем не менее в таком деле, как образ эльфа, говорить о незыблемости стандартов не приходится ни при каких обстоятельствах.

Едва видение образа Толкиеном стало общепринятым, как незамедлительно последовали отклонения от него. Некоторые авторы довольствовались небольшими, обусловленными требованиями сюжета модификациями образа. Например, в цикле Маргарет Уэйс и Трэйси Хикмэн «Сага о копье» эльфы наделены особым зрением, позволяющим им видеть ауру живых существ. Очень полезно в темноте. В романе «Аю Метрикс», написанном автором этих строк, эльфы — полностью магические существа, и цвет кожи и волос каждого конкретного эльфа зависит от его магической стихии.

Другие авторы шли значительно дальше. Поскольку даже у самого Толкиена эльфы не были единым народом, все эти изменения не вступали в противоречие ни с новым стандартом высоких эльфов, ни с самой традицией формирования образа. Соответственно, не было и противодействия. Образ высокого эльфа начал активно обрастать деталями и нюансами.

Джон Р. Р. Толкиен видел в эльфах благородных лесных рыцарей. Эльфы Пола Андерсона, описанные им в романе «Сломанный меч» (вышел, как и «Властелин колец» в 1954 году), — уже нечто среднее между средневековыми феодалами и викингами. Внешне они не сильно отличаются от эльфов Толкиена, такие же высокие и прекрасные, с белоснежной кожей. Полное отсутствие загара объясняется тем, что солнечный свет губителен для эльфов.

Кроме солнца, столь же опасным для эльфов было холодное железо. Тем не менее эльфы нуждались в железных изделиях, а поскольку сами они с ним работать не могли, то эти изделия изготавливали рабы — гномы-кузнецы, а также гоблины, которым доверяли самую простую работу.

Эльфы Андерсона были достаточно воинственны, чтобы отправиться в грабительский рейд к чужим берегам, и достаточно коварны, чтобы гномы не верили им на слово. В одном эпизоде «Сломанного меча» гномы потребовали гарантий и получили заложников из числа эльфийских воинов. До людей эльфам, как правило, дела не было. Исключение составляли те случаи, когда эльфы похищали у них некрещеных детей и выращивали их как своих. Способность людей использовать холодное железо и не бояться солнечного света делала их ценными помощниками.

Роман «Сломанный меч» интересен еще и тем, что в нем автор провел четкую границу между эльфами и Малым народцем, хотя и сделал это не так резко, как Толкиен. Согласно новой версии эльфизма, Малый народец более не являлся эльфами. В «Сломанном мече» Малый народец жил бок о бок с настоящими эльфами, занимался своими делами и водил дружбу с эльфийскими детьми. От взрослых эльфов Малый народец держался на расстоянии.

Как и Толкиен, Андерсон сделал своих эльфов бессмертными, но выдал им эту способность не даром. Эльфы, перестав стариться, также стали намного реже рожать детей, что и объясняло их немногочисленность.

Более детально остановился на этой теме Анджей Сапковский в «Ведьмаке». Тамошние эльфы способны зачать ребенка только в молодости, но и тогда это удается «лишь каждой второй или третьей паре». Впрочем, там это на благо людям, ибо эльфы «Ведьмака» — законченные расисты. Король Оберон, которого автор лишил общества Титании, в тоске и печали геноцидил не только людей, но и единорогов. Основания не любить людей у эльфов, конечно, были, но они и сами весьма далеко отстояли от того благородного образа, который нарисовал себе (и читателям) Толкиен.

(Окончание следует.)