(Окончание.)

Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 9(35), 2022.

Это последние минуты с Мастером: тем двуединым Мастером, которого представлял собой авторский тандем М. и С. Дяченко. Однако мы по-прежнему ждем, надеемся и верим, что Марина все-таки еще продолжит разговор со всеми нами, читателями Дяченко: не обязательно в интервью — но в творчестве…

— Идеальный мир Саши Самохиной — это мир Пандема или Оберона?

МАРИНА: Точно не мир Пандема — тот обречен и потерпел поражение. В мире Пандема не решено противоречие между свободой воли и неизбежностью зла, а Саша пытается его решить.

СЕРГЕЙ: И мир короля Оберона далеко не идеален — вспомним, что злое проклятие искорежило этот мир, да так, что для его спасения пришлось призывать некроманта Максимилиана…

— Заметил интересную деталь: в новом романе часто упоминаются липы, растущие на улице Сакко и Ванцетти. В средневековой мифологии образ липы — это образ девушки, любви, иногда несчастной. Уж не реверанс ли это в сторону немецкого поэта Вальтера фон дер Фогельвейде и его баллады «Unter der linden»?

МАРИНА: Эти липы — часть образа, знакомого нам с детства, улица зеленого города, которого давно нет, он остался только в памяти. Но ваша трактовка радует и вызывает уважение, мы можем всем теперь рассказывать, что у этих лип есть скрытый глубокий смысл, а не просто листьями шелестеть 

СЕРГЕЙ: Замечательно, что у Вас образ наших лип ассоциируется с классикой великого немецкого поэта-миннезингера, а не с понятием «липа» как «подделка». Ведь дерево липа — мягкое, податливое, и их него изготавливали фальшивые печати, а шулера использовали липкие наклейки в своем шулерстве. В Лос-Анджелесе везде пальмы и нет лип, и мы соскучились по тихой музыке их крон.

— Сергей и Марина, с какой книги вы посоветуете знакомиться с вашим творчеством и почему именно с этой?

МАРИНА: Это очень индивидуально и зависит от личных предпочтений. Это может быть «Пещера», «Ведьмин век» или «Vita Nostra», а может быть и «Ритуал», если читатель молодой и фэнтези, сказка ему близки. Мы не можем здесь ответственно давать советы, остается надеяться, что этому человеку повезет и он найдет что-то для себя, и тогда уже повезет нам, мы получим нового читателя.

СЕРГЕЙ: Это еще зависит от возраста читателя. У нас сейчас выходит книга «Старушка, которая варила утро» на английском языке. Это новый сборник наших детских сказок с прекрасными иллюстрациями художника Арсена Джаникяна. Мы в них влюблены. Прекрасная книга для бабушек и дедушек, имеющих внучат.

— Шекспир утверждал: «Наши сомнения — это наши предатели. Они заставляют нас терять то, что мы, возможно, могли бы выиграть, если бы не боялись попробовать».

Что вы на это скажете?

СЕРГЕЙ: Шекспир был великим психиатром. В этой науке описываются страдания людей с навязчивыми состояниями, в том числе так называемое «помешательство сомнений».

МАРИНА: Сомнение — катализатор любого творчества. Писатель без сомнений — золоченый петушок, любующийся своей красотой на шпиле ратуши. Пустой внутри. Через сомнения с нами разговаривает интуиция.

СЕРГЕЙ: Психолог Дональд Винникотт пишет, что сомнение в себе — исконно детская способность. Важно поддерживать детей в их способности сомневаться, чтобы гармонично развивался их интеллект… Но из всякого правила есть исключения. Я вот не сомневаюсь, что моя жена — гений.

— Что вас вдохновляет?

МАРИНА: Всё. Случайно подслушанный разговор, косо упавшая тень, воспоминание о детстве, блог в Интернете, шутка Сережи, мелодия, мяуканье кота…

СЕРГЕЙ: Меня вдохновляет красота моей жены. Годы идут, а она все краше. И загадочнее.

— Вы гении с Мариной? Что скажете о словах А. Эйнштейна: «Все мы гении. Но, если вы будете судить рыбу по ее способности взбираться на дерево, она проживет всю жизнь, считая себя дурой»?

СЕРГЕЙ: Марина — точно гений. Вообще же в мире полно глупых людей. Есть множество научных исследований, что интеллект зависит от генов, а они у всех разные.

МАРИНА: Но ведь сам Эйнштейн был такой рыбой, взобравшейся на дерево? Это ведь его слова: «Только те, кто предпринимает абсурдные попытки, смогут достичь невозможного».

— Откуда вы берете вдохновенье и что делаете, если оно вас покидает?

МАРИНА: Что делать? Переключиться на что-то другое. Очень полезно пройтись пешком, ни о чем не думая. Хорошо побегать, а потом принять горячий душ. В крайнем случае, дождаться завтрашнего дня — и вдохновение вернется.

СЕРГЕЙ: Читайте хорошие книги и смотрите кино. Они обязательно вернут вдохновенье.

— Расскажите, пожалуйста, как рождаются имена у ваших героев?

СЕРГЕЙ: Их нам подсказывает госпожа Интуиция. Милая такая дама.

МАРИНА: Не всегда, иногда мы осознанно ищем имена, спорим по этому поводу… Раньше стремились к некоторой экзотике, древнеславянской или западнославянской.

СЕРГЕЙ: Например, Вирлена или Ивга.

МАРИНА: А теперь все чаще это обыкновенные имена — людей, живущих рядом.

— С чего начинаются ваши книги — с идеи, с персонажа? Как-нибудь иначе?

СЕРГЕЙ, МАРИНА: По-разному. Из обсуждений каких-то тем, из мозаики впечатлений, обрывков фраз, фильмов. Часто элементы сюжетов приходят во сне, в виде ярких зрительных, чувственных образов — ведь во сне наш разум освобождается от оков быта, мы можем и летать, и путешествовать во времени… И, конечно, жизненный опыт, пережитые события заставляют осмысливать, сопоставлять, прогнозировать…

Эх, знай мы, как рождаются замыслы, — получили бы Нобелевскую премию по психологии.

— Все подчеркивают, что писатель и сценарист — разные профессии, разный подход к материалу, даже склад мышления. Вы же почти всегда параллельно работаете и над сценариями, и над литературными произведениями. Как происходит «переключение»?

МАРИНА: Так Сережа ведь сценарист. Он живет кино.

СЕРГЕЙ: А Маринка существует в поле литературы. В результате мы, как двойная спираль ДНК, обвиваем друг друга азотистыми основаниями наших стремлений. Если нужно, делимся митозом. А потом наращиваем опять двойную спираль. Только вместо химической связи у нас любовная.

— Как вам это удается — писать целой семьей? Поделитесь, пожалуйста, приемами работы!

МАРИНА: В начале нашего пути Сережа был наставником, а я ученицей, а теперь у нас равноправие. Мы вместе придумываем историю, я ее записываю, а Сережа потом ее доводит до ума. Это как бы театр одного актера, где я актриса, а Сережа — режиссер.

СЕРГЕЙ: И все же я как-то больше отвечаю за драматургию истории, а Маринка — за стиль. Он у нее от Бога, и мне остается лишь порою удивляться его тонкости, точности и поэтичности. Женщина вообще мудрее и соткана из волшебства.

— Почему фантастика? Какую роль она играет в ваших книгах? Какую роль она играет в обществе?

СЕРГЕЙ, МАРИНА: Фантастика может всё, что и обыкновенная литература, но плюс к этому еще кое-что. Дополнительные возможности. Они состоят в том, чтобы увидеть жизнь в парадоксальном ключе, в сопоставлении несопоставимого, в невозможной возможности. Если литература — это поликлиника и больница, скорая помощь и роддом, жизнь наша без них невозможна, то фантастика — это экспериментальная лаборатория. Обойтись без нее — пожалуйста, но что на это скажет прогресс медицины? Фантастика позволяет ставить эксперименты с будущим, она ищет его даже в прошлом. Фантасты могут путешествовать галактиками вселенной и потайными камерами подсознания личности. Ей подвластно всё, нет преград и барьеров, это самый свободный вид литературы.

— Вы знаете о теории струн? Хотелось бы знать ваше мнение.

СЕРГЕЙ: На мой взгляд, более корректным был бы вопрос «Вы ВЕРИТЕ в теорию струн»? В таком вопросе уже сокрыт ответ.

Вот красивая цитата из замечательной книги Митио Каку «Уравнение Бога»:

«Если бы у нас был достаточно мощный микроскоп, мы увидели бы, что электроны, кварки, нейтрино и т. п. представляют собой не что иное, как колебания крохотных нитей, напоминающих натянутую резинку. Если дергать такую резинку по-разному достаточное число раз, то в итоге мы получим все известные элементарные частицы Вселенной. Это означает, что все законы физики могут быть сведены к гармониям таких струн. Химия — это мелодии, которые можно сыграть на струнах. Вселенная — это симфония. А мысли Бога, о которых так красноречиво писал Эйнштейн, — это космическая музыка, резонирующая в пространстве-времени».

Так вот, то, что все законы физики могут быть сведены к гармонии струн, — лишь ВЕРА. Никакие эксперименты на адронном коллайдере не ответят на вопросы о струнах души. Это могут сделать лишь писатели да музыканты.

— Вы согласны с фразой Хемингуэя: «Счастье — самая замечательная вещь на свете, и для тех, кто умеет быть счастливым, оно может быть таким же глубоким, как печаль»?

МАРИНА: Удивительно глубокая мысль. Может ли испытать счастье тот, кто не знал печаль? Это две половины одной медали.

СЕРГЕЙ: Печаль глубже… Сам Хемингуэй, будучи в юности общительным человеком с бьющей через край энергией, постепенно превратился в замкнутого и молчаливого, знающего, что такое тоска и печаль. Он добился мирового признания, но застрелился из своего любимого ружья в 1961 году.

— Что вы, Сергей, говорите соавтору на ночь? Как вы стимулируете «светлые мысли»? Что это за мнемотехника? Поделитесь!

СЕРГЕЙ: Не могу. Это слишком интимно. Да и тут роль играют не просто слова, но интонация. Невидимая и неслышимая нежность. Ощущение бесконечности.

— Скажите, пожалуйста, даете ли вы сами себе ответы на вопросы касательно открытых концовок? То есть для нас, читателей, они так и остаются открытыми, а вы — знаете, чем закончились истории? И, например, имеются ли у вас самих ответы на открытые вопросы, скажем, кто написал записку «Уезжайте» в «Вита Ностра», и тому подобное?

СЕРГЕЙ: Даже в окованных ржавыми цепями сценариях, где все простроено, авторы заранее иногда не знают концовок, а уж в романе сюжет может порхать, как бабочка… Недосказанность мучает, но и дарит читателю соавторство.

МАРИНА: Слишком витиевато… Да, мы знаем, чем заканчиваются наши истории. Другое дело, что финалов может быть больше, чем один. У нас несколько раз так случалось, что мы писали финал, а потом меняли. Потому что «такой финал невозможно пережить, слишком бесчеловечно». Так было с «Долиной совести», например. А записку «Уезжайте» в ячейке мог оставить любой отчаявшийся студент, который уже понял, что сам не вырвется, но еще не осознал, что не убежит никто.

— Ваши герои получаются очень реалистичными. Как вы их создаете?

МАРИНА: Черточки характеров наших героев мы видим в наших друзьях и знакомых, да и в нас самих. Мир может быть выдуман, а вот характеры и психология — нет.

СЕРГЕЙ: По первому образованию я психиатр, и каждый герой для меня предмет исследования на вменяемость, прежде всего.

— В вебинаре о любовных зависимостях вы упоминали о таких видах аддикта, как «несущие факел» и «сталкеры». Что это такое? Есть ли такие типы среди ваших героев?

МАРИНА: Такие вещи — вотчина Сережи как психиатра и психолога. Он мне многое рассказывает о неведомых мне страстях. Но фантазия может себе представить всё на свете, и даже более того.

СЕРГЕЙ: «Несущие факел» — это люди типа фанатов, которые навязчиво преследуют звезд. Люди, которые любят недоступных им лиц, но эта зависимость как бы благородна. Аддикты могут преследовать своих кумиров, но чаще страдают молча. Их чувства основываются на фантазиях, иллюзиях и трактуются как безответная любовь. А вот «сталкеры» — более хищные птицы. Они активно пытаются навязать знакомство своим объектам поклонения, звонят, пишут письма, преследуют через Интернет… Будучи отвергнутыми, могут мстить своим избранникам.

У нас о любовной зависимость есть роман «Долина совести». Там целый спектр этих чувств. И темных, и светлых, и таких, цвет которых не определить.

— Можете ли вы создать учебник Мировой Речи?

СЕРГЕЙ, МАРИНА: Да, некоторые учебные модули будут вскоре изданы Институтом специальных технологий города Торпа. Следите за их появлением.

— В чем секрет вашего удивительного стиля?

СЕРГЕЙ: Так очень просто! Когда Маринка садится за компьютер — обнимаешь ее и шепчешь на ушко некие заветные слова…

МАРИНА: Это правда. Сережина нежность и романтичность настраивает метроном мелодии того, что пишешь.