Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 7(33), 2022.

Е. К.

Здравствуйте, я постоянная зрительница Смолинских семинаров, которым в вашем журнале посвящена отдельная рубрика. У меня сын нашел в Абхазии зуб, похожий на человеческий, но большой. Отправляю вам фото, может, подскажете, чей.

Нашёл он его в гальке на берегу Чёрного моря. Мой сын любит интересные камни, всегда собирает на море раковины и т. п. Вот встретился такой странный зуб. Мы не могли найти похожий в Интернете.

От редакции

Ну, понятно, о ком мы все подумали в связи со Смолинским семинаром… Но это не криптид, а эквид: представитель отряда непарнокопытных. Довольно мелкий. Не жеребенок, так как видны следы стирания, значит, взрослая особь. Наверно, жевательный зуб небольшого ослика… Неполный клык того же ослика, без корней и без видимой структуры «переслоек» эмали и дентина, в принципе мог бы ввести в заблуждение — во всяком случае, при первом взгляде. Но ослики в Абхазии не редкость, так что экспертизу ДНК вряд ли есть смысл делать…

Константин А.

От фантастов часто ждут предсказаний грядущего. Фильм «Путешествие на Луну» (1902) Жоржа Мельеса завершается тем, что самый агрессивный селенит, которому удалось прицепиться к ракете, пугает приветствующую астронавтов публику и убегает продолжать знакомство с нашей цивилизацией. Как вы думаете, сможет ли немного неадекватный, но спортивный инопланетянин прижиться среди людей или захочет домой?

От редакции

Строго говоря, селенита в финале показывают посаженного в клетку; «пугает» публику он сквозь решетку, которая отнюдь не позволяет ему убегать. Поэтому знакомство его с нашей цивилизацией поневоле ограничено. Сторонники, так сказать, прогрессивных взглядов даже упрекали Мельеса в том, что он уж слишком спроецировал в будущее актуальную современность — в частности, идеи модных тогда «человеческих зоопарков» (которые на самом деле «зоопарками» все же не были, но либеральная критика их изображала именно таковыми). Впрочем, теперь те, кто хочет записать в число сторонников прогрессивных взглядов и самого Мельеса, обычно утверждают, что этот эпизод фильма исполнен едкого сарказма и является насмешкой над империалистическими нравами, позволяющими сажать представителя иной культуры в клетку, как животное. На это скажем, что весь фильм представляет собой слишком феерический бурлеск, чтобы искать в нем социальную сатиру или, если угодно, пропаганду «белого земного экспансионизма».

Вообще сюжет представляет собой шуточный парафраз «лунной» дилогии Жюля Верна — и «Первых людей на Луне» Герберта Уэллса. Селениты взяты как раз из романа Уэллса, в котором подчеркнута их инсектоидность, принадлежность к разумным общественным насекомым: больше всего они похожи на разумных термитов. Довольно заметный оттенок этой инсектоидности (насколько ее можно было добиться методами спецэффектов начала ХХ века) присутствует и в фильме «Путешествие на Луну». Раз так, то прижиться в человеческом сообществе селениту-«термиту» не удастся: даже далекий потомок общественных насекомых вряд ли сумеет прожить в отрыве от своей колонии достаточно долго, не говоря уж о том, чтобы вписаться в другую, настолько отличающуюся…

Но мы, кажется, снова подошли к фильму Мельеса со слишком серьезной меркой!

Татьяна Васильева

Откуда взялась собачья кличка «Барбос»? Это какая-то старинная русская порода?

От редакции

Нет, когда Барбос начинает упоминаться как собачья кличка, она явно относится к крупным беспородным псам, цепным, дворовым-«дворнягам». И не такая уж это старина: XVIII век, причем кличка городская и отчасти книжная, во всяком случае лубочная. Впервые она появляется в разных версиях лубочного романа («Гистория о Евдоне и Берфе и разбойнике Барбоссе», «История о гишпанском разбойнике Барбосе, также о Евдоне и Берьфе зело изрядно», «История о Евдоне, короле гишпанском и о прекрасной королеве Берфе Неополитанской, и о разбойнике Борбозце»), представляющего собой «сниженную» версию французского рыцарского романа, который и сам был явлением довольно невысокого полета, типичной массовой литературой. Наиболее раннее из российских лубочных переложений датируется 1742 годом. Так уж вышло, что бородатый разбойник Барбосса (интересно, не сродни ли ему пиратский капитан Генрих Барбосса из голливудской истории «Пираты Карибского моря»?), персонаж вообще-то второстепенный, антагонист положительных главных героев, оказался столь колоритен, что перетянул на себя читательское внимание — и в екатерининскую эпоху он, «свирепый пес» в переносном смысле, дал русифицированную версию своего имени тем псам, которые в общем-то должны были не разбойничать сами, а сторожить дворы от разбойников…

Гораздо интересней путь к собачьей кличке прозвища «Полкан». Под именем Pulicane, Пуликане (на староитальянском — нечто вроде «выдающийся пес», то есть «пес-богатырь») он в XV веке появляется на страницах одной из повестей рыцарского цикла «Reali de Francia», «Короли франкские», принадлежащего перу Андреа да Барберино. У Барберино (почти Барбосса!) это собакокентавр, родившийся на свет от сожительства знатной христианской сеньоры и пса; но вообще-то сама его повесть «Buovo d’Antona» является потомком британского рыцарского романа о Бевисе из (Саунт)Гемптона — и предком русской лубочной повести «Бова Королевич».

В романе о Бевисе никакого Пуликане с торсом рыцаря на теле пса нет, его место занимает «нормальный» великан Аскапарт. В тексте «Повести о Бове Королевиче» Полкан сохраняет свою собакокентаврическую сущность: выбив Бову из седла ударом палицы («цельного дуба»), он вскакивает на коня… но с собачьими лапами как следует удержаться на нем не может. В итоге конь сваливает его под ноги уже пришедшего в себя Бовы, и Полкан, признав себя побежденным, делается Бове верным другом и союзником. Однако на всех лубочных иллюстрациях, вообще-то играющих более важную роль, чем текст, Полкан превращается в куда более привычного конекентавра: человеческий торс на лошадином теле! Такой трансформации еще и ложная этимология способствовала: «Полкан» = «полуконь».

Значит ли это, что домохозяева, называвшие Полканами могучих сторожевых барбосов, скорее читали «Бову Королевича», чем просматривали картинки? Возможно; но, может быть, они читали, слушали или смотрели распространившиеся в XVIII веке «дочерние» произведения, от былин до лубочных сказок. В некоторых из них, сюжетно уже никак не связанных с «Бовой», Полкан, оставаясь собакочеловеком, как бы «меняет верхнюю и нижнюю половины», превращаясь в свирепого кинокефала, великана-псоглавца…