Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 4(30), 2022.
И. Т.:
— О мартовском Смолинском семинаре: Смолинский семинар 16.03.2022 года. Эфир в 20:00 мск. — YouTube. Очень важно, что в данной непростой ситуации Смолинский семинар все-таки состоялся. Также очень важно, чтобы состоялся следующий — и чтобы вообще криптозоологи разных стран продолжали работу, не оглядываясь на линию фронта.
Г. П.:
— Да, именно так. Реликтовому гоминоиду, равно как и другим криптидам, точно плевать на политику — поэтому те, кто занимаются поисками, изучением и, в конечном счете, работой, направленной на сохранение этих угрожаемых видов, не имеют морального права на такие разногласия. Смогли же недавно герпетологи на Балканах провести исследования, в которых участвовали специалисты из только что враждовавших и до сих пор враждебных стран. Ну и, шире, у тех, кто ориентирован на науку и культуру, всегда есть возможность для взаимодействия.
А на апрельский семинар у нас запланировано сообщение нового докладчика из Германии. Так что стараемся сохранять международный статус…
И. Т.:
— Но если говорить конкретно о «стержневом» докладе на миновавшем семинаре с разбором одного из спорных видео — то имел ли он смысл? Почему мир в течение более чем полувека ломал копья вокруг фильма Паттерсона — Гимлина? По одной простой причине: если фильм Паттерсона реален, значит, факт физического существования североамериканского реликтового гоминоида доказан, и, следовательно, тема должна быть передана официальной науке. А если этот фильм — фейк, то объект по-прежнему остается в категории мифических. Но сейчас-то этот момент уже пройден. И не только что, а уже 7 лет назад.
Г. П.:
— Не могли бы вы четко сформулировать для «рядовых юзеров», что именно произошло 7 лет назад и почему это является рубежным этапом?
И. Т.:
— Пожалуйста. В 2015 году группа реликтовых гоминоидов из четырех особей была зафиксирована официальной камерой наблюдения, принадлежащей подразделению Национальной парковой службы (НПС), которая обслуживает НИИ, расположенный в национальном заповеднике Йеллоустонский парк. Запись была передана зоологам этого же НИИ. Ими же было сделано заключение о том, что на записи зафиксированы реальные объекты (группа бигфутов). Для получения независимой экспертизы (второго мнения) запись передали экспертам National Geographic, которые данный вывод подтвердили. После чего данная видеозапись была официально опубликована на сайте National Geographic под официальной печатью НПС. Одновременно с этим оба заключения были представлены в правительство США, в ответ на что Минфин выделил финансирование на исследования по теме бигфута на всех землях, находящихся под юрисдикцией НПС, — это около 15 крупнейших национальных заповедников по всей стране. А НПС, в свою очередь, издала приказ об обязательном лицензировании поисковых работ любителями на всех землях под юрисдикцией НПС. Дальше уже пошлó и по заповедникам регионального подчинения (подчинения штатам).
Узнал я об этом, случайно наткнувшись на публикацию в одной из газет, где сообщалось о группе исследователей-любителей, которую в полном составе арестовали на территории Йеллоустона за проведение поисковых работ без лицензии. Арестовали, оштрафовали и отпустили. Также из нескольких подобных же публикаций в газетах я узнал, что на протяжении 50 миль от городка Коди до КПП в Йеллоустонский парк через каждые 5—10 миль расставлены егерские посты, информирующие любителей темы бигфута о тех местах в лесу, откуда поступают сведения о присутствии РГ. Дело в том, что на протяжении 50 миль до въезда в заповедник простирается лес, который формально к территории заповедника не относится, но вплотную к нему прилегает и откуда действительно регулярно поступают сообщения. Егеря (рейнджеры), дежурящие на этих постах, — это парковые вооруженные полицейские. То есть это рейнджеры, нанятые дополнительно к тем, кто несет службу в штатном режиме. Представляете, во что обходится казне один такой полицейский? А их там не меньше десятка. Вот и доказательство государственного финансирования. Вам это очевидно?
Г. П.:
— Да.
И. Т.:
— Мне тоже. А если рядовым юзерам это не очевидно — ну что ж… От того, поверят они в это или нет, что меняется? Это влияет как-то на отношение к объекту со стороны узких специалистов, тех профессионалов, всегда немногих, чье мнение в науке только и имеет значение?..
Г. П.:
— Понятно. А опубликована ли где-нибудь открытая ссылка на этот документ?
И. Т.:
— Отвечу вопросом на вопрос. Вы когда-нибудь видели, чтобы министерства и ведомства в любой стране публиковали свои внутриведомственные документы в публичном доступе? А чтобы полиция в любой стране также публиковала бы все свои полицейские протоколы, вы видели? Раздобыть эти документы официально можно. Но для этого интересующемуся придется платить тысячи из своего кармана адвокатам, чтобы они от его имени делали запросы на подобные документы, да еще и с правом их опубликования. Это ради кого же, допустим, американский криптозоолог должен идти на подобные затраты? А если бы такая работа и была проведена, то на любой из этих документов от «рядовых юзеров» последует требование доказать, что эти документы не являются подделками. И так будет до бесконечности, если ориентироваться на так называемую общественность. Между тем бигфут как биологический объект в США уже официально является предметом исследования науки, мы эту реку уже переплыли.
Г. П.:
— Но ведь даже в США не все знают об этом, и, пожалуй, даже сейчас не все готовы это признать: у криптозоологии там хватает противников. А проблема изучается не только в США, и для большинства стран, даже тех, в которых есть давние криптозоологические школы, признание большой науки — тем более не факт.
И. Т.:
— Кто эти «не все»? О том, что Земля круглая, тоже, как выяснилось, знают не все… Профессионалы в соответствующих областях (антропологи, приматологи) в США об этом знают все. И профессионалы в других странах, насколько мне известно из общения с американскими коллегами, тоже. А что там знают или не знают все остальные…
Поэтому я и склонен считать, что обсуждение сомнительных старых роликов на семинаре — это продолжение топтания на том месте, которое наука уже прошла. Сейчас наука в этом направлении занимается совсем другими делами. Достаточно сказать, какую систему будут демонстрировать для поиска бигфута в одном из заповедников (парке Плезант-Хилл-Лейк) в сентябре: эскадрилья дронов с тепловизорами, связанная воедино с корректировщиками на земле. Дроны засекают объект и, отслеживая его движение, передают эту информацию в прямом эфире людям на земле, которые, используя индивидуальные тепловизоры, пытаются физически выйти на сам объект. А дальше, если уж вышли — стандартное поведение американских рейнджеров при работе с крупными животными: выстрел из ветеринарного ружья…
Г. П.:
— Ну, во-первых, до сентября еще далеко — а теперь мало ли как обернутся события: проблема признана, но даже в США она «на грани»…
И. Т.:
— Ни на какой она не на грани. Есть в США три вида животных (не помню точно, какие конкретно: я не зоолог), которые один раз удалось даже описать, но с тех пор их ни разу не удалось увидеть. И американские зоологи нацелены на то, чтобы их найти. Это тянется годами, но не делает само существование видов сомнительным. Теперь просто прибавился еще один, пускай еще не описанный.
Г. П.:
— …Во-вторых, даже при таком подходе далеко не факт, что поиски окажутся успешными в первые же годы, а там опять-таки многое может измениться. Вот пример: хотя сумчатый волк официально был признан вымершим, правительство штата Тасмания с 1970-х годов непрерывно поддерживало программу его поиска, финансировало экспедиции и т. п. — но успеха не добилось. А сейчас большая наука склоняется к мнению, что он действительно не вымер в 1930-х, но и не дожил до наших дней, исчезнув примерно в 2000-х. То есть 30 лет довольно приличной поддержки исследований не принесли доказательств и, главное, не помогли спасти вид. (Будем надеяться, что он все-таки не исчез и тогда: шансы на это сохраняются.) Как видим, даже серьезное финансирование и официальная поддержка в течение десятилетий — это далеко не всё! (Кстати, в Тасмании было отлично задействовано взаимодействие с не научной общественностью, прежде всего — сбор данных от возможных очевидцев.)
В-третьих, неужели криптозоологам из тех стран, где реликтовый гоминоид официально или полуофициально не признан, опустить руки и ждать, преуспеет или нет американский рейнджер с ветеринарным ружьем? Даже в случае полного успеха это не решит ни «вопрос алмасты», ни «вопрос оранг-пендека» — а ведь они, надо полагать, иные виды, чем бигфут, он же сасквач!
Да, американская криптозоология сейчас становится ведущей, перейдя в категорию признанной научной области (во всяком случае применительно к бигфуту). Но уместно вспомнить, что долгое время ведущее место занимала советская криптозоология, в лучшие свои годы вплотную приблизившаяся к признанию большой науки (потом, правда, последовал регресс, связанный не только с изменением отношения большой науки, — но недавно обозначились перемены одновременно и к худшему, и к лучшему). Во Франции и Великобритании тоже есть сильные криптозоологические школы.
Ну и вообще — для официально признанных, но очень редких биологических объектов, встречи с которыми наперечет, сохраняют важность и ценность даже очень давние наблюдения. Кроме того, криптозология ведь включает в себя и данные, основанные на исторических источниках, и исследование фольклора. Ничего удивительного: это ведь и для антропологии так, и для зоогеографии. Поэтому, даже если какое-то направление сейчас сместилось от центра на периферию, за пределы научной области оно из-за этого не вышло.
И. Т.:
— Тем не менее все, что касается общественности, — это не сфера деятельности науки, а сфера деятельности научной журналистики. А науке же следует ориентироваться только на одну категорию специалистов: профессиональных экспертов в конкретной области. Впрочем, если иметь в виду начинающих молодых криптозоологов…
Г. П.:
— Вот именно: важность этого фактора упускать нельзя. Смену-то в любом случае надо растить. Ну и, наконец, даже если в американском национальном парке поиск будет проводиться при помощи дронов — на Кавказе вопрос обнаружения алмасты впрямую зависит от контактов с местными жителями, от степени образованности общественности…
И. Т.:
— Все это так. Однако хорошо бы, конечно, обойтись без политики — тем не менее после определенных событий жизнь разделяется на до и после. Допустим, экспедиции, работающей на Кавказе, в Коми, на Тиманском кряже, удалось найти биоматериал, пригодный для проведения ДНК-анализа: наткнуться на логово с шерстью, погрызы с остатками эпителиальных клеток и т. п. И что российские коллеги будут с этим материалом теперь делать? А сейчас весь такой материал остается лишь засунуть поглубже в холодильник. Все расходники, применяемые при проведении ДНК-анализов в России, являются импортом, который больше не поставляется. Крайне трудно представить, что кто-либо в России теперь возьмется проводить такой анализ по материалу, полученному от любителей, — даже за очень хорошие деньги. Все расходники отныне на вес золота. В период «до» можно было без проблем переслать такой материал кому-нибудь из авторитетных западных коллег, причем на средства университета, и все было бы сделано. Но теперь об этом даже речи быть не может: теперь исследовательский центр не только не возьмет что-либо от российских криптозоологов официально, но мало кто рискнет заикнуться на эту тему даже в очень приватной беседе. Приходится считаться с реальностью: отторжение затронуло в том числе и научные связи.
Г. П.:
— Увы, это действительно так. Остается надеяться на сохранение личных контактов между учеными.
И. Т.:
— Это слабый противовес разрыву научных связей на институциональном уровне, представляющему собой не правительственные санкции, а решение самих институтов и частных корпораций. Причем далеко не каждый институт, разрывая связи, объявляет об этом публично. В частности, MIT объявил публично, что разрывает связи со Сколково. А в других случаях сотрудники могут получить соответствующий меморандум по внутренней почте. А вот, например, Университет Айдахо о разрыве научных связей не объявлял, но это не значит, что такого решения не было. И каких бы мнений ни придерживался профессор этого университета, ему придется учитывать, что ДНК-лаборатория является подразделением этого университета…
Г. П.:
— Что ж, продолжаем надеяться на сохранение тех контактов, которые все-таки выдержат это испытание. (По нашим данным, британские, французские и германские коллеги к вопросу разрыва научных связей подходят с большей осторожностью.) Или на возобновление их: из холодильника все же материалы можно и достать, даже если это произойдет через годы. Кроме того, не будем забывать, что у российских палеоантропологов (например, Дробышевского — и, конечно, не только его) очень высокий рейтинг в мире, по многим позициям просто ведущий… и, если удастся найти не пробу слюны с эпителиальными клетками, но косточку, их вердикт может оказаться решающим вне зависимости от текущего состояния научных связей.
Ну и самое время вспомнить, что Смолинский семинар некогда по профессионализму превосходил очень многие исследовательские центры, решившие признать свою связь с криптозоологией. Если он в дальнейшем сумеет возобновить взаимодействие с серьезными учеными, это многое может изменить. А заодно вспомним исторически совсем недавнюю изоляцию китайской науки — и ее нынешнее положение! С палеоантропологией, особенно близкой к нашей теме, вопрос, правда, особый, но китайская палеонтология безоговорочно стала одной из ведущих в мире!
И. Т.:
— Да, будем надеяться, что состояние в дальнейшем изменится не к худшему, а к лучшему.
Astra Nova 