Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 2(28), 2022.

И добро, и зло — в твоём сердце.
Мудрость Японии

Середина века стала свидетелем одного из самых
удивительных парадоксов в истории —
лучшие оружейники мира (японские)
перестали делать огнестрельное оружие!
История Японии

1 (хито)

Жгло.

Солнце светило с неисчерпаемой злобой, норовило распалить землю, высушить её от ночных слёз, от росы на осоке, от капель дождя. В эту пору солнце не признавало никого, словно медуза, оставляя ожоги на лицах и простых граждан, и Императора. Что ей люди?

Парило, заставляя кимоно липнуть к ногам, мешая двигаться по тропинке судьбы. Так и до леса не дойдешь, что уж говорить о Фудзияме.

Санкэ Арикатэ был крайне насторожен.

Широкая дорога осталась чуть левее, а он скользил по тропинке, которую вытоптали крестьяне. Жилистые руки лежали на катане и вакидзаси. Праздничная черная лента струилась по их рукоятям, связывая между собой, намекая о единстве мечей и показывая миролюбивое настроение хозяина.

Хороший ритуал. И главное — гости приехали непростые. Лучшие оружейные кузни, лучшие представители их школ привезли Хозяину свой товар.

А исчезновение сорванцов не сулило ничего приятного.

— Блёнсе, — выругался вслух Санкэ, вспоминая об этом неожиданном празднике.

Будь рядом хоть один человек из замка Хиядзиямы, тут же направился бы к лекарю жаловаться на слуховые бредни. Ибо поверить в то, что лучший воин феода ругается, было невозможно.

И даже полевой дух, свидетель этого происшествия, испуганно зажал длинные уши в кулачки.

Санкэ перешел на бег, заслышав вдали голоса подростков.

— Ты помнишь, что учил говорить Наставник перед ритуалом? — голос звучал нарочито важно, но в конце дал «петуха».

— О том, что это великая честь — умереть от меча, став первой его жертвой, — угодливо подсказал худощавый с бледным цветом кожи Аум, который считался лучшим другом сына Великого Правителя замка Хиядзиямы.

— Ты будешь иметь честь умереть от… — начал громко выкрикивать Рензю. Ученик Наставника Санкэ и сын Хозяина. Именно в такой последовательности, пока не закончится его обучение. — Умереть от… — Рензю запнулся, — у нас же не меч, правда?

— Да, — подтвердил Аум, еще раз внимательно осмотрев пищаль в руках господина. Пищаль короткая, уменьшенная версия длинного оружия взрослых. Танэгасима, как называют ее на южном острове.

Стоящий у дерева крестьянин открывал и закрывал рот, как пойманный карась на песчаном берегу. Он пытался просить не направлять в него это мерзкое оружие, хотел ясно объяснить, что готов умереть от острого клинка, но не от темной магии злой палки.

Выпученные глаза с красными прожилками, бешено пульсирующая вена на шее — с него бы написать картину, и многие скажут: он кричит. Кричит, словно речной дракон ломает его дом. Крестьянин же кричал молча. Слюни катились по подбородку, оставляя дорожки на грязной коже.

— Получается, пищалью? Или пулей?

— Это очень хороший вопрос, — Аум задумчиво скрестил руки на груди. Жест, недостойный старшего сословия, однако ему, сыну торговца, можно.

Ветерок приятной волной прогулялся по верхушкам позеленевших деревьев, пощекотал черные волосы на затылке. Какая сцена, Аум даже пожалел, что не обладает возможностью запечатлеть её на всю оставшуюся жизнь, словно демон из Фуджи. Говорят, когда его поймали самураи, то хотели убить, набив сырой глиной пасть, но, оказалось, он обладает уникальной способностью. По памяти переносит на любой листок изображение человека, которого когда-либо видел. Единственная мелочь — питается он кровью. И только кровью гейш. Слухи, они правдивее, чем разговоры чиновников.

— Я думаю… Сказано не «лезвием», а «мечом». Значит, и тут надо говорить: «пищалью».

Рензю вскинул новое орудие убийства к плечу. Мысли о демоне из Фуджи совпали у молодых людей. Рензю успел улыбнуться, особенно от мысли, что их не видит Наставник.

Несмотря на злобно палящее солнце, неприятный холодок пробежал по спине. Рензю обернулся и тут же уважительно поклонился. Аум вообще пал на колени, как будто боги ветров сбили его мощным потоком воздуха.

— Локти, уважаемый сын Хозяина, локти должны быть приведены к туловищу очень близко, — от голоса Наставника казалось, что лед сковывает кожу.

— Мы просто… — начал говорить Аум.

Зачерпнув сандалией, Наставник кинул земли в его сторону, запорошив глаза. Кусочки попали даже в рот.

— Мы просто пытались провести обряд Первой крови! Обряд, по которому новый меч должен испить кровь первого встречного крестьянина!

— Похвальное действие, — если бы Наставник имел чувство юмора, то фраза прозвучала бы как ирония. Однако он не разменивал внутреннюю энергию на такую мелочь. — Чем же Немой Рю, очень хороший сборщик риса, вам не угодил?

— Как и положено, взяли первого, кто попался на пути… — ответил Рензю.

— Напомню. Ложь. Карается.

Крестьянин с удивлением наблюдал, как молодые люди беззвучно шлёпают губами, повторяя его недавние движения.

— Я расскажу, как всё было. Вы получили тайно в дар от одного из кузнецов пищаль. И это первая ваша ошибка. Почему?

— Мы имеем права принимать подарки только с разрешения Хозяина.

— И?

— И только прилюдно.

— Хорошо. Дальше, зная вашу страсть к пищалям, думаю, решили её опробовать по традиции Первой крови, но испугались брать крестьянина возле замка. И отправились к полям, где встретили Немого Рю. Специально его искали?

— Да.

— Снова ошибка. Вот только меня смущает… Кто же надоумил опробовать грязное оружие таким способом, обесчестив традицию?

Аум открыл рот, но, получив новую порцию земли, затих.

— Сами, Наставник, — уверенно сказал Рензю.

Наставник тяжело вздохнул. Мазнул по воздуху рукой, отпуская крестьянина. Не стоит ему слушать разговор.

— Рис ждет тебя.

Немой, рыдая, двинулся в сторону поля. Упал несколько раз, словно ноги его остались без костей. Сегодня его семья чуть не лишилась кормильца.

Наставник смотрел на смысл своей жизни. Сын Хозяина отличался агрессией, жаждой незаслуженной славы. Как огонь закаляет сталь, так Санкэ закаляет учеников. Беспокоило другое. Наемные убийцы из клана Измененные могли убить любого на этой земле. К сожалению, последнее ломало все планы Наставника вырастить из Рензю достойную смену своего отца.

— Аум?

— Мы вчера встретили странного монаха. Монаха! Он вступил с нами в спор об истинных целях в жизни и указал, что в будущем пищаль будет почитаться так же, как и клинок.

— Встретили вчера, подарили сегодня, — сказал Наставник, — и вы решили ускорить приход будущего? Уравнители, — последнее слово прозвучало хлестко и странно.

— Наставник, вы сами говорили, я должен знать на три шага дальше обычного человека!

— Говорил.

— Пищали принесут нам победу!

— Вам виднее, сын Хозяина. А пока вы будете идти в замок, чтобы вернуть пищаль, я придумаю вам наказание за ложь.

Молодые люди, стараясь не расставлять локти, побрели в указанном направлении.

— Странный монах! — громко сказал Наставник. Не дождавшись ответа, двинул за сорванцами.

Ветер еще долго играл с листьями, пока одна из веток не упала на землю. С земли же поднялся уже старик с коричневой кожей.

— Как и ты, уважаемый Наставник. Как и ты.

А над замком собирались грозовые тучи.

2 (фута)

Стрельбу устроили под вечер. Солнце снова победило, разогнав тучи.

Замок из серых камней возвышался на холме. Речушка обвивала его поясом. Задумка деда нынешнего правителя, волей небес побывавшего на большой земле.

На высоких стенах находились воины. Праздничные полотна трепыхались пойманной в сети рыбой.

Площадка, осыпанная по сторонам разноцветным песком желтого и красного цвета, на этот вечер стала тиром.

На походном стульчике сидел сам Хозяин замка. Великие войны велись не один десяток лет, и в его крови простота и удобство заменили тягу к роскоши и вычурности. Рядом телохранители, виноватый сын и молодая жена. С другой стороны, ближе к внутренним воротам — челядь, воины, свободные от службы, и остальной люд, допущенный на зрелище.

— Школа Дракона! — помпезно объявил глашатай. — Клеймо от уважаемого мастера стоит на семи сотнях стволов!

Гул одобрения пронесся от ворот через площадку и разбился о спокойствие Хозяина.

— Школа Аиста! Клеймо на пяти сотнях стволов!

— У-у-у-у-у-у-у!!!

— Школа Муравья! Клеймо на шести десятках стволов, — удивленный оттенок появился в голосе глашатая и передался народу. Продолжительного гула не возникло.

Хозяин махнул веером, давая разрешение на начало соревнования, а сам начал разговор с Санкэ: сегодня он взял на себя роль правого телохранителя.

— И кто пытался тебя подкупить?

— Аисты, мой дайме.

— Хе. Драконы сделали хитрее, преподнесли дар моей жене.

— Понятно теперь, почему у них больше всех произведено орудий.

Тыквы цвета липового меда надели на вкопанные палки. Пять выстрелов от каждой школы, пять тыкв, имитирующих головы врагов.

— Что же тебя беспокоит, мой самый преданный самурай?

— Монах.

На площади высокий человек, одетый в кимоно с вышитым драконом, построил стрелков. Издав рык, он сигнализировал о готовности.

Хозяин замка сидел неподвижно. Затихли люди, боясь, а вдруг выгонит их, лишит удовольствия созерцать поединок Школ. Такое чудо можно и нужно будет рассказывать детям.

Но Хозяин был склонен к продуманным решениям. Остановив время, оценил стойку стрелков и покачал головой.

— Стоп! — крикнул глашатай.

Хозяин поднялся и объявил сам, показывая уважение к гостям:

— В темную ночь, когда войско подлого соседа напало на пограничный отряд, я уже прощался с жизнью и готовился умереть. Ибо больше сотни стрелков собирались вести обстрел моего отряда. — Хозяин улыбнулся, словно вспоминая лучший момент своей жизни. — И тогда я обратился к Небу. Начался дождь. Нет, не ливень, от которого реки становятся полноводными, а просто морось…

Казалось, даже камни слушают рассказ Хозяина.

— Их пищали перестали стрелять. Огонь не захотел разжигать порох! Поэтому я стою перед вами, а мой сосед платит нам дань рисом каждый год.

Смех жены Хозяина зазвенел серебристым колокольчиком, и его подхватили окружающие. Все, кроме оружейных мастеров.

— Сегодня злое солнце не дало тучам пролить воду. Поэтому принесите воду, и пусть стрелков обливают, словно идет легкий дождь!

Хозяин сел и продолжил прерванный разговор:

— Монах из школы Муравьев?

— Не знаю, — произнес Санкэ и смутился, — предполагаю, что нет. Зачем им позорить ваше имя? Убей ваш сын крестьянина из пищали, это получился бы позор на все феоды. Так никто не подкупает.

— Бах! Бах! Бах!

Грозно раздались выстрелы. Тыква разлетелась, оранжевыми лоскутами упав на землю.

— Одна из пяти! Три выстрела под «дождем»!

— Я знаю, что их мастер не покидает кузню под горой Фудзияма, — продолжил Хозяин.

— Они находятся в нескольких дневных переходах от нас. Подле огромного поля осоки. Ближе, чем все остальные. — Санкэ, несмотря на разговор, изучал эмоции людей. Не проскочит ли злоба яркой вспышкой, не ощутит ли он жар злых чувств?

В прошлый раз именно так он и успел заметить убийцу. Заметить и убить.

— Его кузня спрятана в недрах горы. Сплетничают, главный кузнец Муравьев творит магию. Поэтому кует пищали только при полной луне, — сказал Хозяин.

Слово «сплетничают» не нравилось Санкэ. Он даже поморщился, как будто съел горсть соли:

— А я слышал, что моряки из порта Тукэ танцуют голыми каждую ночь, а гейши переодеваются в монахинь и обслуживают их бесплатно.

— Про бесплатно точно врут, а вот танец моряков видел мой друг, — ответил Хозяин, и они оба улыбнулись.

— Бах! Бах!

— Ничего из пяти! И два выстрела под «дождем», — с непонятной радостью в голосе закричал глашатай.

Гул преобразился. Стал похож на рассерженный рой ос, разбуженных зимой. Казалось, каждый промах угнетает хорошее настроение, лишает кусочка праздничного сладкого риса.

— Помню, ты против пищалей.

— Весь кодекс самурая против, мой Господин. Пищали — это гниль.

Новые «головы» противника не довелось устанавливать. Заранее приготовленная куча тыкв так и осталась высокой.

— Хозяин, разрешите передать слова моего отца, Мастера школы Муравьев! — Светловолосый юноша сделал шаг в их сторону.

Получив знак согласия, продолжил:

— Мой отец, прозванный Лунным Кузнецом, благодарит за проведение честного состязания между самыми достойными. — Юноша поклонился.

— Он не побоялся прислать сына в столь неспокойное время? Похвально! — сказал Хозяин.

— Единственного сына, уважаемый! — уточнил юноша.

Народ одобрительно загудел. Представители конкурирующих школ переглянулись. Прислать наследника, а не обычного ученика или слугу…

— И я прошу Хозяина оказать милость!

Сейчас будет просить о снисхождении или отсрочке. Казалась, что эта мысль разлетелась брызгами на всех людей в замке.

Хозяин кивнул. Не заслуживают попрошайки разговора с ним.

— Пусть всех моих стрелков обольют водой, как при ливне! С головы до ног!

— У-у-у-у! — люди затопали, высказывая восторг. Закряхтели соперники. Листья сакуры радостно зашелестели.

— Пусть, — сказал Хозяин и улыбнулся.

Лишь Санкэ оставался безучастен. Внимательно смотрел, как выстроились стрелки, засыпали порох, запыжили, приготовились.

Вода полилась из ведер, окатывая стрелков и пищали.

— Бах!

Четыре медоцветные головы разлетелись на куски. Юноша провел рукой по мокрым волосам, не осмеливаясь обернуться. Словно не мог поверить в крепость пятой тыквы.

Палка треснула ровно посередине и упала на землю. Стрелок промазал по тыкве, зато перебил опору.

— Пять! Из! Пяти! — кричал глашатай.

— Пять! Из! Пяти! — кричали люди.

— Скучно, — сказал Санкэ.

— Так повеселись. Ты многие годы упорно тренировался, — Хозяин улыбнулся, поглаживая бородку. — Готов вертеться, словно пойманный угорь?

— У них сети дырявые, — намекая на неточность оружия, ответил Санкэ, — да и рыбаки трусливые.

— Иди. Разгони скуку, — разрешил Хозяин и снова за этот прекрасный вечер самостоятельно огласил: — Мой самый обычный самурай, Санкэ Арикатэ…

Визг и хохот громом разнесся по площади. Люди затыкали себе и соседу рот, давились от кашля, издавали свинячий визг: шуметь, когда говорит сам Хозяин, нельзя.

Какая шутка! Обычный — Арикатэ! Фудзияма — холм!

Хозяин провинций, седовласый полководец, пребывал в прекрасном расположении духа.

— Предлагает в него выстрелить. По одному разу.

— Ох-х-х-х! — выдохнули как один на площади люди.

Санкэ уже был на позиции. Встал перед сломанной палкой, показывая, что её заменяет. Развязал ленты, освободив от временных оков клинки. Постарался незаметно погладить их. Это — оружие. А впереди — гниль.

Представитель Дракона закрыл глаза перед выстрелом. Дым окутал его, унося в прошлое надежды его и его Школы на получение заказа.

У стрелка Аиста дрожали руки, словно он весь день пил перебродивший сакэ.

Тишина достигла абсолюта, когда на рубеж стал сын Муравья.

Поклонился, словно предстоял поединок на мечах, принял стойку.

Санкэ вздохнул чуть больше воздуха, чем обычно. Довернул стопу, перенес центр тяжести.

— Дзинь!

Сегодня демон Фуджи отдал бы левую руку на съедение червям за возможность присутствовать в Хиядзияме. Или даже правую.

Дым оседал, открывая бледного юношу. Напротив него в боевой стойке простой самурай Хозяина застыл, как гора.

Казалось, он стоит вечность, слегка опустив плечи и держа перед собой катану.

Катану, от которой пуля отскочила и зарылась в землю. Она пролежит там не одну весну. Позже внук Хозяина, играясь, выкопает её палочкой сакуры. Покрутит, повертит и выкинет прочь. Ибо меч — оружие. А это — гниль.

3 (ми)

— Я не могу выразить признательность, что вы едете за оружием к моему отцу.

— Не выражай, — гоготнул рядом Аум.

Кони медленно ступали по широкой дороге. Торговый тракт позволял проезжать нескольким повозкам рядом.

— Наказание, — объявил Наставник Санкэ.

Трое молодых людей, едущих рядом, дернулись, как от удара прута.

— Аум, на тебе знак молчания до самой горы.

Надо признать, сын торговца понимал, когда нужно слушаться беспрекословно. Затих, тяжело вздохнул, но ни слова не вымолвил.

Тридцать воинов, одетых в привычные, тщательно подогнанные доспехи без расцветки клана, охраняли сына Хозяина и остальных двух юношей. Сопровождали для церемониального распития чая с Лунным Кузнецом и заказа смертоносных пищалей.

— Про твоего отца ходят легенды, — Санкэ вернулся к прерванному разговору с Юта — сыном кузнеца. — Выкованный им меч разрубил каменного демона пополам.

— Я рад этому, и мое сердце кричит от гордости за отца. Однако позвольте постараться ответить, как он: это мастерство самурая, который держал меч. И нашей заслуги не больше, чем участия мизинца, когда сжимают кулак.

— Скромность — правильный путь. Но нельзя унижать себя, иначе так будут поступать с тобой все остальные. Каменного демона пытались и раньше убить, однако клинки ломались, как сухие палки.

— Рисовые колосья созревают и низко склоняются, — вмешался в беседу сын Хозяина, решив привести поговорку. Неудачно.

— Да, лучше быть скромным, чем заносчивым, молодой Хозяин, — сказал Юта.

Тот в ответ промолчал, не желая разговаривать.

— Наказание, — объявил Наставник, — до конца похода ты будешь спрашивать и отвечать, как будто каждое слово прибавит день к жизненному пути твоего отца. А я поеду впереди, и, не дай Небеса, мне покажется, что ты превратился в Немого Рю.

Юноши от удивления открыли рты. Заставить молчать говорливого и приказать болтать не самому одаренному — выше их понимания.

— Э-э-э, сын кузнеца, а твой отец владеет какой-нибудь магией? Демонической? — спросил наконец-то Рензю. Бестактный вопрос.

— Нет, слухи врут.

— Правда, что твой отец делает оружие только при полной луне?

— Да, это так. Три дня в месяц меха раздувают огонь для ковки мечей и пищалей. Однако тёмной магии в этом нет.

— Нет тёмной, значит, есть не тёмная. Однако есть, — после раздумья сделал вывод Рензю.

Наставник, давший команду сворачивать на широкую тропу, одобрительно улыбнулся. Так скоро сын Хозяина начнет говорить, как Хозяин. Если доживет до совершеннолетия.

— Может. Врать не хочу. Я еще не достиг нужного мастерства, и отец не посвятил меня во все тайны. А тебя отец научил, как сделать народ счастливым? — спросил Юта.

— Это… Я так соображаю, когда буду править…

Стройные стволы бамбука, щедро росшего по сторонам тропы, радовали взгляд. Мягкая перегнившая за зиму трава скрадывала звуки. Наставник Санкэ внимательно смотрел, нет ли следов рытья, оглядывал верхушки деревьев.

Чисто. Птицы звонко чирикали, улетая лишь при приближении путников. Один раз проскочил кабан, довольно упитанный для такой поры года. Вызвал оживление среди воинов, и даже юноши обсудили, как его лучше приготовить. Притом Аум жестами и мимикой вызывал такой громкий смех, что пришлось остановить отряд и сделать замечание. Миниатюрная идиллия государства — сыновья воина, торговца и кузнеца нашли общий язык.

Дорога скрадывала время, и вскоре солнечные лучи стали ослабевать. Санкэ, проезжая мимо наклонившегося к середине дороги бамбука, резким движением разрубил его. Неуловимо для глаз спрыгнул с лошади, срубил ствол и еще один.

Кровь брызнула при разрубании третьего. И лес ожил. Начали падать деревья, взлетели листья.

На земле, под листьями, лежал человек. Настолько умело притворялся стволом бамбука, насколько невероятно это звучит.

При взгляде на него оставалось непонятно, как он мог сузиться до толщины ствола. Не иначе, умение ниндзя!

Отряд отражал нападение. Казалось, вокруг них образовалась метель из листьев. Лошади в испуге пытались вырваться.

Воины, повторяя за Наставником, рубили бамбук, стараясь убить неуловимого врага.

— Сомкнуть кольцо! Сомкнуть кольцо! — кричал Санкэ.

Не успели. Засохший куст внезапно развернулся, как разворачивается туго скрученный лист бумаги. Старик сделал неуловимый взмах, и близстоящие воины упали на землю.

Взмах, полет сюрикэнов, а старик уже исчез. Сбоку раздался крик, еще один бамбук обратился воином-ниндзя.

Санкэ Арикатэ успел. Преодолел расстояние в несколько шагов, крутанул кистью меч и отбил железные звезды, спасая сыновей Хозяина и Кузнеца.

И все закончилось. Лишь листья медленно оседали на дорогу.

Аум лежал на земле. Он всегда был бледный, но теперь казалось, что его обмакнули в молоко. Темные ручейки вытекали из-под его пальцев, он силился зажать разрез на горле.

— Спокойно, Аум, сын торговца. Помни про наказание и не старайся говорить, — Санкэ присел подле него. Вытащил чистую тряпку, пропитанную целебной настойкой рябины, и сказал: — Воинам проверить дорогу. Рензю, держи крепко голову, Юта — ноги. И если опустите, пусть вас ёкайнарежет на мелкие куски!

Сильными руками с тонкими пальцами крепко схватил за горло, полностью охватив рану. Рензю казалось, Наставник хочет задушить его друга. Пот катился по лбу Санкэ, падая солеными каплями на пропитанную кровью одежду сына торговца. Тот стонал, вертелся и пытался вырваться, но держали его крепко.

В какой-то миг всем показалось, что пропитанная настойкой тряпка засветилась зеленым цветом.

Аум выгнулся дугой, опираясь только затылком и пятками. Застыл и рухнул на землю.

— Наложите тугую повязку. Не забывайте — ему надо как-то дышать, — спокойным голосом отдал команду Наставник. Лица раненого и его стали похожи — бледные, с заостренными чертами.

Потом самурай внимательно обошел лагерь, осмотрел убитых. Тело напавшего подверг особому обследованию. Провел пальцами по шрамам, долго изучал неестественно вывернутые суставы.

— За принятые решения надо отвечать, — сказал самому себе. Твердо отдал приказ воинам смастерить носилки. — Заберете Аума и убитых. Утром, не дожидаясь первых лучей, поедете в замок. Лошадей я вам оставлю, — дал распоряжение Наставник. — Рензю, Юта, возьмите вещи и догоняйте меня.

Воины удивились, но перечить не стали. Если наставник уверен, что юноши в безопасности, — значит, так и есть.

Санкэ отдалился от места боя, которое превращалось в лагерь. Остановился у поваленного дерева и крикнул:

— Сегодня возле поля с осокой! — и тихо добавил: — Только я и ты, странный монах.

Как только он ушел, с дерева, нарочито громко шурша, сползла кора. Старик, который убил за жизнь больше, чем многие выловили рыб, улыбался:

— Только я и ты, подлый самурай. Только я и ты.

4 (ё)

Аум многие годы не сможет говорить. Лекари, осматривавшие его, цокали языком, удивляясь, как он выжил после такого ранения. Вспоминая поездку, Аум самостоятельно отправится к горе. Пройдет этой же дорогой, побывает на бескрайнем поле, где осока растет выше человека. И дойдет до горы, где проведет день у ручья с холодной водой, вспоминая ежечасно слова Наставника: «Аум, на тебе знак молчания до самой горы». Даже после смерти его слова имели силу. И по возвращении в замок вместе с новой партией пищалей Аум заговорит.

Юноши сидели у костра и спорили:

— Да я видел, как у всех пищали замолкали под дождем, а твоего отца стреляли! Это помогали водяные духи! — ярился Рензю.

— Это не магия! — сдержанный Юта начал кричать в ответ.

— Магия!

— Нет!

— Зато Наставник говорит, что пищаль — это зло, лишь меч — правильное оружие!

Санкэ, поправив мечи, отпил воды из фляги.

— Мастер, вы уходите? — отвлеклись от спора юноши.

— Да. К моему возвращению закончите спор и приготовитесь ко сну, — Наставник сорвал травинку, покрутил её в руках. — Если будете драться, постарайтесь не порвать одежду.

Вечер принял его в прохладные объятья. Так хорошо ластилась к нему только Йозя, первая и последняя женщина, которая держала в руках не только его мужское достоинство, но и сердце.

До поля с жесткой травой он дошёл, наслаждаясь каждым шагом. Огонь от чужого костра ясно указывал путь.

Осока касалась верхушками его груди и, словно серый океан, мягко колыхалась в такт ветру.

— Самурай, не промахнись! — весело крикнул старик.

— Ты сегодня снял одежду монаха? — вместо приветствия спросил Санкэ. Уселся возле костра напротив врага.

— Знаешь, как нанимают мою семью для убийства? Не морщи лоб, конечно, ты знаешь, подлый самурай. Однако я расскажу, — сказал старик.

Запахнул черное кимоно, сделал вид, что ему зябко.

— Приходят в храм и молятся возле статуи. После кидают холщовый мешочек с запиской, кого убить, и деньгами. Если плата соизмерима, человек умирает. Самурай, ты сегодня взял другую душу? Или когда бросал мешок с запиской, то помрачился разумом? Зачем ты заказал сына Хозяина?!

— Главное, ты взял деньги. Зачем? Вы единственный клан с такими странными способностями. Вы единственные, кто может убить Хозяина или его сына. Если бы не я заказал, то через год, другой это сделал бы кто-то из многочисленных врагов Хозяина. А так я выманил тебя, старик. Подло, говоришь? На мне долг Наставника — сберечь Рензю любой ценой. Только вот зачем нужно было подсовывать пищаль Рензю?

— Хе! Хочешь знать все секреты? Мне с младенчества выкручивали суставы, заставляли кататься голым по снегу, вводили различные яды. Я так же воспитывал сыновей…

— Это секрет? — Наставник чуть поменял позу, уселся удобней.

— Да. Обмен? — поинтересовался старик и, не получив ответа, продолжил: — Выстрели он из пищали, я бы разорвал ему горло и грудь. Похожую пищаль, но с порченой каморой положил бы рядом. Все просто, плохая пищаль взорвалась в руках сына Хозяина и убила и его, и его друга. Надеюсь, про крестьянина ты не спросишь?

Хохот старика расходился над полем. Казалось, даже звезды слышат этот повизгивающий смех и стараются светить тусклее.

— А теперь твой секрет, самурай.

— Кузнец из школы Муравья делает странное и точное оружие. Его фитили не гаснут от воды, его порох не дает черного дыма. И если он согласится делать оружие для Хозяина каждые день и ночь, то мечи превратятся в ненужное украшение. Я не могу этого допустить.

— Значит, холодная сталь хуже. Как любой самурай хуже ниндзя. Хо! — сказал «монах».

Насколько они не похожи. Грузный Хозяин, управляющий целым кланом, посылающий людей на гибель. И этот — словно обгоревший бамбук, черный и маленький, убивающий сам. Однако есть в них стальная нить, присущая всем людям с сильным характером.

— Я хотел бы побыть на месте Немого Рю. Посмотреть, как будут вести себя стрелки. И на празднике я сделал это, стал мишенью. И знаешь, уважаемый мастер скрытой смерти, меня охватил страх. Да, меня, убийцу водяных духов, меня — мастера клинков, — Наставник опять поменял позу, чуть выдвинув клинки из ножен. — Пищаль дает трусам возможность отнимать жизни. Трусам! Даже когда натягиваешь лук, то чувствуешь ответственность за полет стрелы, за жертву, за её пролитую кровь…

От порыва ветра зашелестела осока. Самурай замолчал. Он и так сказал больше, чем обычно произносит за неделю.

— Ты продолжай, продолжай. А трава пусть шумит. Ты же не думал, что я приду один? Убийца моего сына решил спокойно жить дальше? — Старик взял заранее припасенную ветку. — Хотя я понял. Кузнец славится скрытностью. И увидеть его — ох как не просто. Хорошая игра выходит! Ты нанимаешь убийц, а сам спасаешь сына Хозяина и потом убиваешь Кузнеца… Его смерть тоже переложишь на наши плечи?

Ветер затрепыхался в траве, словно попал в сети из осоки. Шум скрадывал слова. Ветка, перевернувшись в воздухе несколько раз, полетела в огонь.

Санкэ превратился в размытое пятно. Вот он слушает главу убийц. Еще миг — и два клинка в его руках: вакидзаси глубоко пронзает красно-черные угли, а катана, просвистев, разрубает грудь старика.

В отблесках пламени отсвечивают обломки рёбер, и разрубленное сердце пытается судорожно сократиться, протолкнуть еще одну порцию крови. Тщетно.

На всякий случай Санкэ, изменяя своим принципам, делает еще два смертельных удара.

Огонь несмело начинает пожирать его кимоно. Наставник, не обращая внимания, непривычно тяжело идет по полю осоки. Пламя скоро погибнет, испугавшись обжечь самурая со смрадным ядом в теле. Старик умудрился загнать его в тело воина. Дым костра оказался отравлен.

И теперь «монах» лежал мертвым под прекрасным звездным небом, а под углями костра — его второй сын, так хитро спрятавшийся. Странная техника.

Самурай Санкэ Арикатэ улыбался. Он был уверен: из всех троих юношей вырастут достойные люди, семейный клан ниндзя уничтожен. Осталась одна незавершённая задача.

Обезглавить Мастера Муравьев.

5 (ицу)

— Еще один спуск, и мы войдем в расщелину, где скрыта кузня, — Юта аж подпрыгивал от нетерпения, желая скорее оказаться дома. И пусть черные скалы давили со всех сторон.

Клок синего неба казался воздушным змеем, давным-давно отпущенным на свободу.

— Уютно у вас, как в пруду на дне, — съязвил Рензю. Синяк в пол-лица наливался лиловым цветом. Как и у сына кузнеца.

— Это единственная возможность хранить в тайне секреты. Слишком глубоко зло пустило корни в людях, они постоянно пытались напасть на отца. Довелось перебраться ему с долины в горы.

Так за разговором они достигли конечной цели своего пути. Неширокая, однако приспособленная для движения повозок дорога-тропа закончилась маленькой долиной. Деревянные постройки почти отсутствовали: огонь — тварь дикая и, вырываясь на свободу, старается сожрать как можно больше.

Им навстречу выбежала курносая девушка и, совершенно не стесняясь, кинулась обниматься с Ютой.

— Брат вернулся, брат, — весело заголосила она. Начали выходить люди, смеяться, хлопать в ладоши. Они выкрикивали имя «Юта», спрашивали, как они добрались. Юта отвечал, перескакивая с одного вопроса на другой.

Наставник и Рензю переглянулись. Все же чувствовалось, что род Кузнеца идет с материка. Светлые волосы, голубые глаза, иное поведение.

Разместили их в пещере. Кузнец, высокий и жилистый, пошел за обедом для гостей. Юта рассказывал:

— К нам приходит немного людей, и ещё меньше остаётся с нами. Отец выбирает не просто работящих, а наделённых искоркой таланта.

— Это что за искра-то? — спросил Рензю.

— Вот хозяин этой пещеры — прирожденный рубщик камня. Всё, что вы видите, сделано им. Кажется, камень для него — мягкая глина, из которой он творит, что хочет. Мы делаем очень много вещей, товаров…

Разговор продолжался до наступления сумерек. Тяжелые капли дождя монотонно вбивали пыль в землю, стекали по камням.

— Отец сейчас в кузне, примет нас завтра, — сообщил Юта.

— Он там один? — уточнил Наставник.

— Не совсем. Если отец захочет, покажет, как всё устроено.

— Хорошо. Я пройдусь, посмотрю. Стража на меня не накинется? — с улыбкой поинтересовался Санкэ.

— У нас нет стражи. Дорога к кузне загорожена каменными воротами, и прохода нет. Когда отец откроет — мы сможем туда попасть.

— Хорошо. И больше не деритесь, — приказал Наставник. Посмотрел на серьезного Рензю, спокойного Юта, погрозил им пальцем. Они же встали и поклонились.

Наставник не хотел ждать утра. Тучи щитом закрывали луну. Дождь продолжал наполнять водой землю, словно знал: утром придет солнце и беспощадно заберет влагу.

Что ж, его пустили в долину, не приставили соглядатая. Уже немало. Жаль, что до утра слишком долго ждать. Удел слабых — жалеть. Его замечательный план не выдержал испытание жизнью. Приходится вносить изменения и идти дальше к цели. Туман войны.

Ворота оказались из камня. Из-за них слышался звон металла, шёл приятный запах горящего угля: Кузнец ковал оружие.

Сзади оставалась вся жизнь самурая, состоящая из чести служения Хозяину. Начинался обратный путь из долины, окруженной каменными великанами, через поле осоки, тростниковый лес, дорогу к замку…

Яд вгрызался в тело, правый бок пульсировал болью. Внутренняя сила циркулировала, не давала молниеносному яду совершить свое действие, однако давала только отсрочку.

Наставник Санкэ замер в молитвенной позе, сложил руки. Остался последней штрих — не дать умению Школы Муравья распространиться, и тогда спустя время воины отвернутся от пищалей. Ибо меч — это оружие…

Преодолевать стену высотой с Храм ему раньше не приходилось. Получилось.

Короткий отрезок дороги перескакивать не хватило сил. Тяжелые арбалетные болты прошли над его головой, он успел вовремя упасть на землю. Копья с широким листовидным наконечником послужили хорошей опорой — Санкэ прошелся по ним, как по мосту.

Впереди — три силуэта, освещаемые пламенем голубого огня. Мастерская Кузнеца представляла собой каменное помещение. Из трубы клубился дым и смешивался где-то высоко с черными тучами.

Санкэ остановился. Стоящий посередине Кузнец, гладко выбритый, совершенно лысый, оказался высоким и жилистым. Две скульптуры по бокам входа напоминали кузнецов эпохи Цинь — с масками на лицах, молоты в руках, кожаные фартуки до колен. Автор этих фигур талантливо соединил металлический каркас, камень и тряпичное одеяние.

— Ветер с полей осоки донес до моих ушей странную историю, — сказал Кузнец. — И, хотя я плохо слышу, я сумел разобрать половину навеянного.

— Я, Санкэ Арикатэ, Наставник сына Хозяина, Мастер двух клинков, убийца водяных духов, нарушил Законы самурайского кодекса и решил отделить твою голову от тела.

— Почему? — задал вопрос Кузнец и сделал шаг назад.

Клинок катаны нацелился в его грудь. Руки Санкэ покраснели от напряжения.

Статуя слева занесла молот и ударила по самураю сверху. Проломив пол, со скрипом выпрямилась и правая статуя-кузнец. Два великана замерли. Самурай с коротким мечом находился перед ними.

— Какая странная техника! — воскликнул Кузнец. ­— Я думал, самурай, ты двигаешься быстрее ветра, а, оказывается, переносишься с одного места в другое!

— А я думал, они просто подпирают крышу, — тяжело дыша, ответил Санкэ. Пот катился с него крупными каплями, разъедая кимоно — яд выходил через поры, забивал легкие, мешая дышать.

— Стой! — крикнул Кузнец.

Не успел. Самурай завис в прыжке над головой правого механического монстра и вогнал клинок в глазницу. Что-то громко щелкнуло, замер молот в неподвижных руках.

Демону Фуджи не хватило бы конечностей, чтобы расплатиться за присутствие при этой схватке. Но он случайно выпил кровь девственницы вместо крови гейши и умер в мучениях.

Самурай распластался в нижней стойке, отставив ногу и руку с зажатой катаной. Фигура над ним теперь и вовсе казалось горой. Горой, у которой срубили верхушку. Серебристой чертой удара Санкэ разрубил от ключицы и влево вниз. Железный кузнец развалился на неравные куски.

— Меч — это оружие, пищали — это гниль.

Самурай медленно приближался, сжимая в руках выщербленный клинок.

— Подожди! — Кузнец выпрямил руки перед собой. Они дрожали, но голос его был тверже камня. — Я прошу дать мне возможность открыть секрет Лунной магии.

Самурай кивнул. Силы уходили из него, как вода вытекает из треснутой пиалы.

— Мастерство твоё выше всяких похвал, Кузнец. Однако твоя тайна умрет вместе со мной, и очень скоро. Не медли, говори.

— Я прибыл очень давно вместе с моим отцом из северной провинции материка. И одна из премудростей — это Лунная магия. Отец говорил: делай оружие, когда при луне зайца видно полностью, делай три ночи в месяц и ни мигом больше. Ибо и так много оружия в этом мире. Много оружия! И я не отступлю от его слов, даже заключив договор с твоим Хозяином. Три ночи на пищали в месяц, не больше. Клянусь. Остальные кузнецы не достигнут моего совершенства.

— И меч останется главным оружием, — закончил Наставник.

— Да. Мы стоим на противоположных концах моста — я за мир без войны, ты за войну с мечом в руках. Цель. Цель у нас одна — перевести людей через бурную реку времени, как можно меньше проливая в нее кровь.

Луна замерла над их головами.

Самурай поклонился Кузнецу из школы Муравья. Медленно принял церемониальную позу:

— Неси чай, Кузнец! Есть хорошие слова, которые нужно сказать вслух: меч — это оружие, пищаль — это грязь.

Самурай достиг своей цели.

Кузнец разложил уже перед мертвым мастером столик, вскипятил воду и торжественно начал проводить церемонию чаепития. Что ж, у него есть время до утра придумать легенду, как великий самурай спас его от непокорных железных слуг.

Говорят, на следующее утро солнце, увидев мертвого самурая, испугалось жалить его и спряталось за тучи на целый день.