Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 5(19), 2021.

О. Генри (Уильям Сидни Портер, 1862—1910) — очередной автор из числа тех, кого не надо представлять современным читателям: творчество его по сей день, так сказать, живее всех живых. Определенную неожиданность может представлять разве что «забегание» О. Генри на территорию фантастики — пускай условной, в форме иронического гротеска. Но он был автором столь многих сотен рассказов, что, даже используя, совершенно сознательно, лишь несколько типовых приемов (зато отточенных до совершенства), освоил чуть ли не все литературные направления. И ироническая форма этому отнюдь не препятствовала…

Я прогуливался по Центральному парку с моим дорогим другом Гоппом Стоппни, чье искусство проникновения в запертые помещения с последующим выносом оттуда ценностей и, если такое требовалось, предшествующим убийством охранников было заслуженно знаменито на весь Нью-Йорк.

— Но, право же, Гопп, — сказал я, — всему своя мера. Несомненно, вам принадлежит большинство рекордов в современной истории преступности. Вы отважно проскальзывали под носом у полицейских; не дрогнув, проникали в дома миллионеров, наводили на них револьвер (причем только вам было известно, что как раз сегодня вы забыли его зарядить!) и выносили все, от столового серебра до фамильных драгоценностей. Вы грабили прохожих не в темных проулках, а при ярком ответе электрических огней Бродвея. А когда вам приходилось кого-нибудь убивать — даже это сходило с рук абсолютно безнаказанным. Но теперь вы утверждаете, что в течение двух суток после убийства вы можете выследить детектива, которому будет поручено выследить вас?! Извините, я не в силах этому поверить. Не забывайте, что мы в Нью-Йорке — и нас, нью-йоркцев, на мякине не проведешь. Я требую доказательств, мой друг!

Мистер Стоппни улыбнулся мне снисходительно, но потом на его лице проявилось выражение уязвленной гордыни.

— Вы затронули мою честь, доктор, — сказал он. — И сейчас я вам докажу, кто из нас прав!

Примерно в двенадцати ярдах перед нами по парковой дорожке шагал прилично одетый человек. Гопп вытащил из кармана револьвер и выстрелил ему в спину. Прохожий, не вскрикнув, повалился на землю.

Знаменитый убийца не торопясь подошел к убитому, вынул из его кармана бумажник, снял с тела часы, а с пальца — дорогое кольцо. Потом с невозмутимой улыбкой вернулся ко мне, и мы продолжали прогулку.

Мы не прошли и десяти шагов, как увидели полицейского, бегущего на выстрел. Гопп Стоппни остановил его.

— Я только что убил и ограбил человека, — произнес он голосом, в котором не звучало ни намека на шутку.

— Пошел вон, а не то я отведу тебя в каталажку! — в ярости заорал страж порядка. — Каждый раз какой-нибудь псих сразу же заявляет, что это именно он и стрелял! Что, славы хочешь, не терпится попасть в газету? А ну-ка, прочь с места преступления! Живо!

Мы продолжили прогулку.

— Подумаешь, ничего особенного, — сказал я, надеюсь, вполне равнодушным голосом. — Это же Нью-Йорк! А вот если вы действительно займетесь выслеживанием детектива, которого пошлют по вашим следам, то вскоре убедитесь, что взяли на себя непомерно трудную задачу.

— Допускаю, — признал Гопп. — Готов согласиться: тут успех во многом зависит не от моих действий, а от того, какого человека пошлют меня искать. Если это будет рядовой сыщик, мы, пожалуй, действительно с ним разминемся: Нью-Йорк велик. Но если мне окажут честь и поручат дело кому-нибудь из знаменитых детективов — о, уверяю вас, меня не испугает перспектива помериться с ним, у кого длиннее дедукция… то есть индукция.

Когда на следующий день после обеда мы вновь увиделись со Стоппни, на его энергичном лице было написано чувство законной гордости и глубокого удовлетворения.

— Ну и как идут дела? — поинтересовался я.

— Как обычно, — с улыбкой ответил Гопп. — Утром я побывал в полицейском участке и в следственном отделе. Вчера я оставил на теле убитого свой бумажник с визитными карточками, на которых указаны мое имя и адрес — и, как ни странно, это даже не ускользнуло от внимания полиции. А вдобавок обнаружены три свидетеля, своими глазами видевших убийство и давших подробные описания моей внешности. Дело передано знаменитому сыщику Шенроку Джольнсу. Он приступил к расследованию сегодня в полдвенадцатого. Я на всякий случай безвылазно просидел дома до двух, думая, что он, возможно, нанесет мне визит.

Я иронически улыбнулся.

— Наивные мечты, друг мой. Это Нью-Йорк! Вы никогда не увидите Джольнса — ни-ког-да. А через пару недель убийство будет списано в архив. Я был куда более высокого мнения о ваших методах, дорогой Стоппни. За эти три с половиной часа, с полдвенадцатого до четырнадцати ноль-ноль, пока вы пассивно сидели и ждали сыщика, он скрылся от вас. Навсегда. Теперь он рыщет по вашему следу, размахивая своей индукцией и дедукцией направо и налево — так что не преступнику, даже столь славному, как вы, пытаться его обнаружить. Советую вам смириться и признать свой проигрыш.

Стальной взгляд Гоппа неподвижно уставился на меня. Мой друг скрипнул зубами в досаде.

— Послушайте, доктор, — сказал он. — Да, это Нью-Йорк. Да, этому мегаполису принадлежит давно уже никем не побитый рекорд по числу того, сколько в нем происходит убийств без последующей встречи тех, кто их совершил, и тех, кто призван их, совершивших, арестовать. Но уверяю вас: мой гениальный метод сумеет поломать эту традицию! Завтра я, кровь из носа, устрою вам встречу с Шенроком Джольнсом и тем самым неопровержимо докажу всем, что страж закона и нарушитель закона теоретически могут встретиться! Да, даже в Нью-Йорке! Уверяю вас: законы строения вселенной не налагают на это запрета…

— Что ж, если вы сумеете это сделать, — сказал я, не скрывая скепсиса, — то ваше имя будет золотыми буквами вписано в анналы департамента полиции…

На следующий день Гопп Стоппни снова навестил меня.

— Должен признаться, доктор, что несколько раз подряд я совершил ошибку, — сокрушенно произнес он. — Мне известно все, что написано в детективах, и я испробовал самые надежные из описанных там методов, рассчитывая выйти на Джольнса. Револьвер, из которого я совершил убийство, был 45-го калибра — поэтому самым естественным стало предположение, что сыщик поджидает меня на 45-й улице. Увы… Потом я нанес визит в Колумбийский университет, светоч разума: ведь всем понятно, что такое убийство можно совершить только в состоянии безумства. Снова увы… Шенрок Джольнс вновь ускользнул от встречи со мной.

— И так да пребудет вовек! — непреклонно произнес я.

— Надеюсь, все-таки нет, если я буду применять исключительно новейшие методы, — покачал головой Гопп. — Хотя, признаюсь честно, меня приводит в ужас перспектива месяц слоняться по Бродвею, но так и не увидеть своего преследователя. Однако моему профессионализму брошен вызов! И клянусь: если я сегодня до истечения двухсуточного срока не предоставлю вам возможность лицезреть Шенрока Джольнса — то с этой минуты больше не совершу в Нью-Йорке ни единого убийства и даже, пожалуй, от ограблений откажусь.

— Пустое, друг мой, — возразил я. — Это Нью-Йорк! У нас заведено так: грабители вежливо стучатся вам в дверь, со всей учтивостью просят передать им в руки ценности на несколько тысяч долларов, а потом обедают в вашей же квартире, после чего еще час-другой музицируют на рояле, прежде чем удалиться — и то их не находят. Как же вы, простой трудящийся убийца, вообще можете рассчитывать на встречу с прославленным детективом, идущим по вашему следу?

Гопп Стоппни надолго поник головой. Но когда некоторое время спустя он поднял взгляд, во взгляде этом сквозило радостное понимание.

— Есть, дорогой доктор! — воскликнул он. — Скорее надевайте шляпу и следуйте со мной. Клянусь, что вскоре вы будете стоять на месте, где возможна встреча с Шенроком Джольнсом!

Мы спустились на улицу и сели в экипаж. Гопп Стоппни что-то шепнул кэбмену — и лошади быстро повезли нас по Бродвею, затем по 5-й авеню… Я с волнением думал о том, что вот сейчас бок о бок со знаменитым убийцей еду на встречу со знаменитым сыщиком. Поистине оставалось лишь верить в творческий гений моего друга!

— Вы убеждены, что контролируете ситуацию? — спросил я. — А вдруг вас заманили в ловушку? Что мы будем делать, если сейчас вместо одного-единственного детектива пред вами предстанет толпа полицейских во главе с комиссаром?

— Дорогой друг, — сухо ответил Стоппни. — Позвольте напомнить вам, что я не азартный игрок — а тот, кто привык выигрывать наверняка!

— О! Простите мое неверие. Но я действительно не в силах представить себе, что мы сейчас увидим Джольнса…

Экипаж остановился у одного из самых роскошных особняков по Пятой авеню. Перед его фасадом небрежно совершал променад — несколько ярдов влево, потом столько же вправо — человек в штатском. Лицо его украшали пышные рыжие бакенбарды, а на лацкане пиджака виднелся значок полицейского детектива. Поминутно он отклеивал бакенбарды и утирал ими обильно струящийся по лицу пот.

Я сразу узнал знакомый всем в Нью-Йорке облик знаменитого нью-йоркского сыщика Шенрока Джольнса. Не обращая внимания на улицу, детектив вел неотрывное наблюдение за особняком.

— Что ж, доктор, — произнес Гопп, по возможности стараясь, чтобы нотки торжества в его голосе звучали не слишком явно. — Вы видите?

— Стоппни! Это потрясающе! Невероятно! Но как, КАК вам это удалось?! С помощью какого приема ин- или дедукции…

— Элементарно, доктор, — прервал меня мой друг. — Дедукцией или индукцией пользуются детективы. Мой метод куда совершенней. Я называю его спотолокцией. Не утруждая себя нудным анализом фактов, устремляю взгляд к потолку — и непосредственно с него беру выводы. Итак, внемлите. Отправные пункты моей мысли: убийство совершено в Нью-Йорке; средь бела дня; в общественном месте; при особо отягчающих обстоятельствах; его расследование поручено лучшему сыщику. Вывод: убийца никогда не будет найден. Считаете нужным что-нибудь возразить?

— Не считаю, — скрепя сердце, признал я. — Хотя многие говорят, что если бы Большой Билл…¹

— Нет-нет, — с улыбкой возразил Гопп Стоппни. — О нем сейчас не будем. Слушайте дальше.

— Охотно.

— Стало быть, если при таких обстоятельствах убийцу в Нью-Йорке найти невозможно, то надо признать, что детективы в своей работе действуют «от противного». Вернее, «с точностью до наоборот». Тут-то меня и осенило!

— Продолжайте, друг мой.

— Я убил человека в Центральном парке. Я человек высокого роста, с черной бородой, стараюсь не афишировать обстоятельства своей жизни. Достаточно беден, не люблю овсянку, веду не слишком здоровый образ жизни и мечтаю хотя бы к концу этой самой жизни разбогатеть. Не отличаюсь широтой души и щедростью, никому никогда не помогаю, даже нищим не подаю — и уж конечно, ни цента не жертвую на благотворительность.

— Гениально точный портрет! — восхищенно заметил я.

— Вот. И именно такого человека должен был найти этот знаменитый сыщик. Вы, зная, как ищут преступников в Нью-Йорке, только улыбнулись моему обещанию показать вам сыщика, призванного выследить меня. Вы утверждали, что в Нью-Йорке сыщик и убийца никогда не встретятся друг с другом. Признайте же теперь, маловер, что теория спотолокции представляет такую возможность!

— О да, признаю! Но как вам это удалось? — воскликнул я.

— Элементарно, доктор, — ответил великий убийца. — Я знал, что детектив, руководствуясь принципом «с точностью до наоборот», непременно должен выйти на след человека небольшого роста, с белой бородой, обожающего видеть свое имя в прессе, чрезвычайно богатого, но при этом стремящегося умереть в бедности, горячо пропагандирующего овсяную кашу как символ здорового образа жизни — и жертвующего огромные суммы на филантропию. И вот мы здесь, перед особняком нашего знаменитого миллионера Эндрю Карнеги², за которым бдительно следит Шенрок Джольнс.

— О, Гопп Стоппни, вы великолепны! — с благоговением произнес я. — Какой находкой оказались бы вы для сыскной полиции — разумеется, в качестве ее главы! Впрочем, нет: силы Добра неумолимы, и, перейди вы на его сторону, вам немедленно пришлось бы действовать «от противного»!

Перевод Григория Панченко

---

¹ «Большой Билл», Уильям Дадли Хейвуд (1869—1928), — известный профсоюзный и, по-видимому, одновременно мафиозный лидер, человек с очень причудливой судьбой. Он был замешан во многих криминальных и даже террористических делах, но при жизни О. Генри попал под суд лишь один раз — однако был оправдан, хотя речь шла об убийстве губернатора. Осужден он был уже через много лет после смерти О. Генри, но, временно освобожденный во время подачи апелляции, немедленно бежал в… СССР. Возможно, это стало самой большой ошибкой Большого Билла: он, радостно принятый в Советском Союзе как лидер американского профсоюзного движения, подозрительно скоро после этого оказался захоронен в Кремлевской стене. (Здесь и далее — примеч. перев.)

² Знаменитый финансист и филантроп (1835—1919), для которого действительно были характерны эти несколько эксцентричные убеждения. Его любимые афоризмы — «Человек, умирающий богатым, умирает опозоренным» и «Лучшим наследством для молодого человека является родиться в нищете».