Наш редактор, а так же еще и остроглазый рецензент и критик Сергей Катуков отрецензировал некоторые, особоо ему понравившиеся произведения из №81 журнала «Эдита». Приводим его мнение полностью чуть ниже:

Анна Вимшнайдер   Суп из простокваши. Перевод с немецкого А.Барсукова.

Выпуск открывает добротный, сохранивший особенности авторского повествования, перевод документальной прозы Анны Вимшнайдер, выполненный Александром Барсуковым. Автор, обычная крестьянка из баварской деревушки Пфаркирхен, описывает свою жизнь, начиная с 1927 года, когда ей было 8 лет. Простые радости ребёнка, быт большой, очень бедной фермерской семьи, отношения с соседями, школьными друзьями, учителями, с мужем, его семьёй и ненавидевшей её свекровью – и труд, труд, труд, проходящий через всю жизнь героини. Удивительно, с каким терпением, скромностью и неприхотливостью выдерживает героиня испытания своей бедной на радости жизни. Только под конец повествования, вплотную приближенному к реальному моменту жизни автора, она с мужем может позволить себе не работать. И, обращая взгляд в прошлое, с горечью пишет героиня, что ни за что не выбрала бы свой путь заново. Слишком много было в нём тяжёлого, изнурительного физического труда и житейских невзгод.

В тексте нет упора на годы фашизма. Детали, связанные с этим периодом, скудны и безоценочны. Муж Анны служил в нацистской армии, был несколько раз ранен, тяжело – в Италии. Но нет ожидаемых порицаний фашистского режима, нет попыток заклеймить или оправдать его. Есть взгляд простой крестьянки, оценивающей только человеческие качества окружающих её людей. Взгляд ограниченный, но и по-своему стоически оправданный – так сотни лет жили во всех частях света, при разных режимах и идеологиях, оставаясь верны простым человеческим ценностям и выживая только благодаря своему подённому труду. 

Книга Анны Вимшнайдер вышла в 1985 году и сразу стала бестселлером. По ней сняли фильм. Благодаря простому, безыскусному рассказу мы увидели другую Германию – не агрессивного империалиста, промышленного передовика, а изолированное, с крестьянским традиционным укладом, почти средневековое местечко.

Георгий Кольцов      Стихи

Подборка хороших, местами с бронзовым звучанием классики стихов трагически погибшего в 1985 году поэта. Стихи о далёкой сибирской родине, о неизвестном солдате, о нескончаемом пространстве природы и истории, с которыми неразрывно связаны человеческие судьбы. Стихи легко ложатся в память, словно не заучиваются, а припоминаются, как строки большой советской поэтической антологии:

А на земле ручьи звенели,

Цвела сирень,

Старела мать…

Ему б сейчас лежать в постели,

А не на площади стоять.

Продут позёмкой

Зимний вечер.

Проулки, улицы — пусты.

И стынут каменные плечи

Под плащ-накидкой темноты.

Его в Орле

или в Иркутске

Ждать перестали земляки.

Ему бы сесть,

Переобуться

И, похоронке вопреки, —

В тот край,

Где пролетело детство,

Вернуться на исходе дня,

В избе родимой отогреться,

А не у Вечного огня. 

Александр Герасимов          Соприкосновение. Рассказы-миниатюры

Подборка этих рассказов похожа на собрание разноцветных камешков, сохранённых на память о каком-нибудь лирическом событии из жизни автора. Вот «птичий» камешек: соловьиный, звонкий, кукушиный, звукоподражательный. Вот ароматный липовый: какое медовое, густо-пахучее воспоминание с ним связано! Есть стрекозиный и рыбацкий камень. Стрекозы мне тоже нравятся, ведь эти вертолётики до сих летят к нам из эпохи динозавров! А вот и янтарный камешек, выброшенный балтийским прибоем. Ещё есть яблочные, малиновые камешки. Но пронзительнее остальных звучит «волчий». Не стану пересказывать,  лучше почитайте сами.

Ирина Рагозина        Стихи

Стихи Ирины Рагозиной напоминают одновременной шаманский шёпот и пляску теней на стене. Звук и форма связываются в суггестивное перечисление, перебор складок местного для лирической героини бытия. Как будто этим заклинанием она хочет одновременно и отгородиться от него, и  обезопаситься от того, чтобы оно никогда не кончалось – «Ибо иго моё благо…»:

Здесь живёт неопознанный кто-то

среди саш, катерин и полин.

Сквозь обшивку его звездолета

третий год прорастает полынь.

По субботам здесь едут на дачу,

топят баню и жарят шашлык.

Здесь под праздник, бывает, поплачет

миром в старенькой церковке лик.

В общем, нет здесь ни злобы, ни мести,

хоть не всякий внимателен взгляд.

Здесь за ужином смотрят все вместе

сериалы и «Пусть говорят».

Эта жизнь оплетает узлами,

эта жизнь прилипает, как мед.

Здесь никто ничего не узнает,

а узнав — ничего не поймёт.

Юрий Смирнов        Нештатная ситуация на предприятии «Маяк», 1955

После прочтения документальной прозы Юрия Смирнова, основанной на его личном опыте, возникает мысль, что шансы на Чернобыль, увы, были слишком велики, чтобы не реализоваться. Пятнадцатилетним студентом-практикантом автор попал на предприятие, где производили плутоний-239 для атомных бомб. Обогащение урана происходило в реакторе, устроенном довольно просто, автоматика в то время была элементарная. И, конечно, не было никаких роботов, способных вместо человека выполнить смертельно опасную работу. Например, если куда-то вдруг запропостился один из урановых блоков. Радиоактивную угрозу тушили живыми людьми. Тут волей-неволей припоминается один из эпизодов «Секретных материалов», когда в реакторе атомной подлодки возникла подобная нештатная ситуация, и одного матроса для её исправления просто послали в ядерный реактор со словами: «Ты же самый молодой».

Кирилл Берендеев    Семейные ценности Терминатора

Довольно необычный взгляд предлагает Кирилл Берендеев на «терминаторскую» сагу. Сразу скажу, я хорошо помню только вторую, наверное, эпохальную для кинематографа часть, окрашенную детскими воспоминаниями. Остальные фильмы франшизы мелькают в памяти эпизодически, на секунду задерживаясь на «матери драконов» Эмили Кларк. В эссе делается подробный обзор и оригинальный анализ эволюции поведения представителя семейства Т-800. Прочитанное заставляет задуматься, что если в алгоритм ИИ встроена функция выбора, то мы, люди даже к действиям машины можем применить понятия «гуманизм» и «мораль», проецируя на поведения Терминатора свои чувства. Во второй части франшизы Т-800 как раз так и поступает, делая свой выбор, становясь ради спасения мира самым человечным терминатором. Думается, будущие создатели эмоционального ИИ могли бы учесть, что за хронометраж одного фильма машина способна сделать очень важный и, казалось бы, непреодолимый для неё шажок: заставить зрителя увидеть в прощальном жесте робота, погружающегося в металлическую лаву, что-то вроде… улыбки.

Мария Шурыгина    Поручик Книже

В небольших, но эмоциональных и содержательных рецензиях поручик Книже делится своим мнением о новых книгах. Одни из них на слуху, как например, «Попугай Флобера» Дж. Барнса, другие – менее известные: сборник рассказов Натальи Мещаниновой и роман Яны Вагнер «Кто не спрятался». Одно дело прочитать и осмыслить, другое – переосмыслить и напитать отзыв ферментами интереса и любви к литературе. Так что к книжному шкафу, господа!

Леонид Либкинд      Одностишия

Одностишия или, как сейчас модно говорить, моностихи, Леонида Либкинда употребительны по разным поводам, ибо, подобно народным пословицами и поговоркам, вобрали в себя всё многообразие жизни и её интерпретацию рефлектирующим интеллигентом. Не знаю, как сейчас, но раньше были такие программки, которые каждый день показывали новый совет или остроумную/ироничную/парадоксальную пословицу/поговорку. Я бы добавил в программу эти одностишия и каждый день получал новую сентенцию, не хуже древнегреческого оракула.

Максим Тихомиров Рассказы

Подборка рассказов Максима Тихомирова раскрывает на этот раз автора, на мой взгляд, с новой, романтичной стороны. Мрачная романтика космоса и освоения новых миров, недосказанность, работающая как топливо воображения, долго будет вас беспокоить, если вы прочитаете эти совсем короткие рассказы. Партизанское освоение Марса, грибы-колонизаторы, искусственные звёзды. Какая история ваша?

Михаил Ковба          Злодейский злодей. Рассказ

Столько всего происходит в рассказе Михаила Ковбы «Злодейский злодей», что, чтобы пересказать его, надо написать новый рассказ. А зачем, если он уже и так написан?

Михаил Крыжановский      Не тот цвет. Рассказ

Что если бы дисциплина и требования в художественной школе немногим отличались от шаолиньских? Чуть не так положил мазок, использовал не ту краску – и целый день, стоя под   дождём на гравии, будешь просить «справедливой оценки своего труда». И всякий встречный-поперечный с радостью выльет на твою работу ушат весьма оригинальной и конструктивной критики. Художника всякий обидеть может. Зато какими красками заиграла бы тогда живопись, отсеяв всех неспособных и нетерпеливых. Джо Сатриани, например, заканчивал урок, как только его ученик допускал в домашнем задании первую ошибку. Мы никогда не узнаем, как звали этих непутёвых лентяев. Зато Стива Вая и Кирка Хэммета, прошедших дисциплину Сатриани, знает каждый гитарист. Так чьё имя, достойное остаться в веках, прочтём мы в конце этого рассказа?