Заметки о журнале «EDITA» («ЭДИТА»), выпуск 5 (67) 2016
Последний месяц осени — ноябрь подходит к концу. Под ногами шуршат неубранные листья. Почти все они коричневого с оттенками цвета. Смотреть на них не очень интересно, ведь месяц назад они были расцвечены по-другому.
Мы привыкли к выражению «золотая осень», имея в виду яркий жёлтый или золотой цвета. Но есть ещё много других, в которые окрашены витающие и уже опавшие листья: одноцветные – жёлтые, вишнёвые, фиолетовые; двухцветные – жёлто-зелёные, зелёные с мазками белого, коричнево-вишнёвые; попадаются и трёхцветные – зелёно-жёлто-коричневые, жёлто-клюквенно-фиолетовые.
Передо мной литературный журнал «ЭДИТА», выпуск 5(67) 2016. В нём опубликованы произведения авторов, живущих на Украине, в России, в Германии, в Австралии, в Белоруссии, в Израиле. Журнал-то международный! И они также разнятся и по форме, и по содержанию, как осенние листья. По структуре – журнал прозаический, ибо на 77 страницах текстов поэзия представлена только на восьми, и то не полностью, и среди 25 авторов — только пять поэтов. За что же они обижены?
На мой взгляд, существует два вида художественной литературы (другой скажет – больше). Сюжет, интрига – главное в одном виде литературы, и они завораживают; в другом виде, несмотря на то, что сюжет – тоже основной компонент (как же без него!), но авторы много внимания обращают на образы, характеры героев, на их переживания и размышления.
Я пишу не критическую статью, не критический разбор опубликованных вещей. Это просто личное мнение, м.б. придирчивое, читателя, который к тому же читатель пишущий.
Есть расхожее выражение: «О вкусах не спорят». Это верно, когда не о чем спорить. Но если вкус настоен на знании, на ощущениях, то можно и поспорить, даже находясь на разных платформах. «Обладать вкусом – это больше, чем обладать умом» — сказал Оноре де Бальзак.
Журнал открывается рассказом Игоря Вереснева «Маленький человечек из картонной коробки». В приобретённом доме есть чердак, где сюжет и развёртывается. То ли это странный и страшный сон-сказка, который увидела тринадцатилетняя девочка-подросток Варя, то ли так разыгралась её фантазия, но то, что там должно случиться, держит читателя в напряжении.
Нарисованная на коробке, хранившейся на чердаке необыкновенного дома, дверь открывалась и коробка превращалась в Превратную Башню со многими комнатами, где совершается цепь неожиданных превращений и происшествий. Появляются широкоплечий мужчина, он же Герцог, и юноша в белом свитере с длинными светлыми волосами по имени Марсель, в которого превратился кот Марсик, Маленькая Хозяйка Варя превратилась в смелую кошку. Всё это происходит в Башне, где орудует полчище крыс, «которым, — как говорит Маленькая Хозяйка — мало собственного мира, решили пробраться в наш …». В наш мир! И трое – Герцог, Марсель и Маленькая Хозяйка, почувствовавшая себя героиней, воюют с ними.
Оканчивается рассказ тем, что повзрослевшая Варя вспоминает: «… я увидела компанию парней, устроившихся за пивным ларьком… Один заметил меня, оскалился, показав мелкие острые зубы. А я подумала: что если где-то в другом месте, через другие Врата крысолюди всё же пробрались в наш мир? И теперь переиначивают его по своему разумению». Страшный сон и действительность поменялись местами. Я уверен, что если бы не было в рассказе этого конца, то он был бы не так интересен, и его сюжет можно было бы трактовать по-разному.
Рассказ Бориса Богданова «Те, кто над водой» мне показался каким-то, искусственным, нарочитым. О некоторых рассказах Л.Андреева Л.Толстой сказал: «Он пугает, а мне не страшно». Я тоже не поверил в то, что описано в рассказе. Не говоря уж о штампах: «Солнышко жарило с неба» — А откуда оно должно жарить? «Река неумытая, заблудившаяся волна» — сомнительные прилагательные. Читать было скучно.
В рассказе «Заветное желание» Ярослава Васильева представлены два мира – действительный и виртуальный. Первая часть рассказа, на мой взгляд, затянута и всё время думаешь, что же будет дальше? А дальше появляются инопланетные существа и убивают бандитов. Зло должно быть наказано. По-моему, эта основная цель, для чего был написан рассказ, в котором есть событие, но нет интриги. Иногда я думаю, что многие авторы уходят из мира, в котором мы живём, в другую, пусть вымышленную, реальность в поисках более интересных ситуаций, коллизий, в поисках смысла жизни, и сюжеты основываются на столкновении, противопоставлении двух миров — реального и придуманного.
Конечно, о чём писать — важно и литература начинается с этого, но потом автор задумывается, как написать, чтобы написанное было интересно читать. Не про что, а именно КАК.
В большом рассказе или в маленькой повести «После» Татьяны Романовой несколько планов и временных, и философских. Но в выдуманный мир новяков (в них превращаются люди с помощью LET –вакцинации) мне не хочется верить. Люди переходят в другую реальность, уходят от неизлечимых болезней, им гарантируется увеличение продолжительности жизни вплоть до бессмертия, но при этом заканчивается развитие организма. За это надо платить! И плата ужасная — атрофируются чувства — нет ощущения счастья, радости любви. «Хочешь – становись новяком, хочешь – умирай как человек» – проблема выбора, всегда стоящая перед человеком – возможно, в этом суть произведения.
В заключительной части повести-рассказа автор прибегла к аллюзии. Появляется новый герой – Ставрогин. Николай Ставрогин в романе «Бесы» Достоевского увидел проблему в том, что человек отделился от обыкновенной жизни в родовых традициях и захотел другого, большего, чем противопоставил себя остальному миру. Как я смог уловить, в этой повести-рассказе, кроме проблемы выбора, происходит борьба Добра и Зла и упомянутый Армагеддон – место их последней битвы в конце времён. Где Добро и где Зло каждый решает самостоятельно. Но то, что человечество стремится себя уничтожить — страшно.
В рассказе «Ярмарка» Кирилла Берендеева герой вспоминает о ярмарке из прошлой жизни после произошедшей катастрофы. Он видит вещи, которые нашли после случившегося, вспоминает их предназначение, и грустит об утерянных технологиях их производства. Любая его находка – это радость, восторг археолога. Свершилась смена
эпох, а с ней и смена сознания; герой ощущает «сладостную муку выискивания среди всхолмлённых отвалов глины примет прошлого …». Перед ним встаёт вопрос, как жить дальше, если утеряны навыки прошлой жизни? Как объяснить это жене, родившейся и живущей в мире сегодняшнем. Он, человек из ушедшей эпохи, хотел соединить порвавшуюся связь времён, чтобы «помочь себе, находящемуся на перепутье между мирами». Как соединить то, что соединить невозможно? Для умения выживать в новом мире надо обладать старыми знаниями, навыками, и трагедия состоит в том, что многие, не приняв его «умирали, не понимая происходящего».
Кажется странным, что в фантастическом рассказе «Торжественная встреча» Екатерина Вейнгерова, повествуя о жизни на далёкой планете Персефона, приписывает живущему там вполне земное выражение: «просто курам на смех»? Какие куры на этой планете? Кроме того, в рассказе есть некий набор непонятных слов и действий.
Я уделил так много внимания фантастическим рассказам, потому что в этом выпуске журнала они занимают большой объём. Мне понятно состояние авторов; мы живём в жёстком, если не сказать – жестоком, мире; от его реалий хочется убежать. Но, как оказывается, и в других эпохах не всё так гладко, как хотелось бы.
В фантастике много придуманного. Но в этом и есть предназначение искусства – выдумывать и выдуманное показывать как реально существующее. Но чувства остаются такими же – любовь, ревность, радость, печаль. Возможно, поэтому наше время тоже интересно.
Иногда читаешь рассказ и не один раз и не понимаешь, о чём он, что хотел сказать автор, зачем и для кого написан («Начинка из эпицентра» Светланы Тулиной; «Обитель святого Вергилия» Эльвиры Жейде). Эти рассказы имеют неоспоримое достоинство – они не длинные. Но есть и не очень короткие, например, «Праздник зачатия» Андрея Соломатова.
К сожалению, в рассказе Александра Вина «Сто двенадцать океанских писем» я не увидел напряжения действия; письма к любимой женщине, которые перечитывал пожилой человек (в рассказе – старик) сладкие, если не сказать, слащавые, где-то повторяющие друг друга. Непонятно, как они, отправленные из разных мест, оказались снова у него. Хорошо, что их в тексте всего двадцать шесть, а не все сто двенадцать, которые написал герой. Но и двадцать шесть для рассказа слишком много. Читая их, я был весь в ожидании интересного конца. Увы, ничего значительного, не произошло. В жизни, естественно, такие письма писали, пишут и будут писать, но в произведении, которое хочет считаться художественным, по-моему, их многовато. Мне показалось, что этот рассказ пресный.
. Короткий, но очень ёмкий рассказ «Стилизация» Александра Сержана. В нём есть всё: отношения родных братьев, у которых судьбы сложились по-разному – один уехал в центр за большими деньгами и преуспел, другой – остался и стал большим мастером — столяром-краснодеревщиком, сохранил любовь к своему делу, несмотря на реплику брата «Ты глянь – нашим разве по силам такое?». Оказывается, по силам. Рассказ очень динамичен. Двумя-тремя фразами, описаны ситуация, образы братьев, их состояние.
Любопытны два, как будто связанных, рассказа из раздела «Другие»: «Мой господин» Саши Тэмлейна и «Маршрутка» Сергея Романюты, в которых приятно удивили своеобразие сюжетов. Там действуют и не только действуют, но и переживают, чувствуют, возмущаются, ревнуют и от ревности ранят, дают советы … автомобили. Один
– элегантный легковой, другой попроще — маршрутное такси или Маршрутка. Люди привыкают к предметам, дорожат ими и расстраиваются при расставании. Мало того, они наделяют их свойствами, которых у них нет изначально, потому что не могут быть. И предметы тоже дорожат этими отношениями. Элегантная легковая машина ревнует своего Хозяина. Маршрутка всё чувствует своим корпусом: когда пассажир ёрзает, когда переваливается с боку на бок, когда пересаживается с места на место, когда засыпает, когда волнуется. В маршрутках ездят разные люди. Иногда вдвоём, разговаривая друг с другом, маршрутка же слышит, понимает, иногда сочувствует. Всё, как у людей.
В очерке я высказался только о некоторых рассказах, суть которых, как мне кажется, понял и почувствовал.
. Очень «красивые», но без красоты, стихи Валерия Костюка, в отличие от стихов Николая Рассадина и Натальи Крофтс: «Остатки снега с черепичных крыш / прозрачным языком февраль слизал …». — Такие строчки по простоте своей, образности и поэтичности многого стоят, и не задаёшь себе вопроса, почему у февраля язык прозрачный, а не какой- то другой.
Повторюсь, всё, что выше написано — личное мнение пишущего, к тому же одного из авторов журнала. Мнение другого может быть таким же или похожим, но может быть и совсем противоположным. И это правильно, ибо, как написал в одном стихотворении Булат Окуджава:
Каждый пишет, как он слышит,
Каждый слышит, как он дышит,
Как он дышит, так и пишет, не стараясь угодить….
Я проснулся и выглянул в окно. Небо было разрисовано голубыми и розовыми широкими полосами, следовавшими одна за другой. Оно немножко походило на небо на картине Архипа Куинджи «Ночное», иллюстрация которой приведена на обложке этого выпуска журнала Я открыл окно, и в комнату ворвалась лавина свежего вкусного воздуха. Я глубоко вдохнул и включил радиолу. По просьбе слушателя передовали Адажио итальянского композитора Томазо Альбинони, жившего в последней трети XVII и первой половине XVIII век. Музыка на все времена!
04.12.2016.